Дмитрий Могилевцев - Люди Истины

Он содрал с женщины хиджаб. Она вскрикнула, но закрыла руками не лицо, а живот, – округлый, тяжелый, несуразно огромный. Одетая как сирийка, была она тонкорукая и тонколицая, с соломенными, золотисто-желтыми длинными волосами, с долгими ресницами, прикрывавшими большие, зеленые с золотинкой глаза.

Хасан долго молча смотрел на нее. А потом спросил на арабском, медленно и раздельно: «Откуда ты, женщина?»

– Я… я из-за моря, господин, – выговорила она, запинаясь.

– Она в самом деле из-за моря, сайидна, – сказал Два Фельса. – Она рабыня из варварских земель на запад от румийцев. Она по-арабски еле-еле. Мы ее юнцу подсунули, старшему Низарову сыну. Он любит таких, светловолосых и маленьких.

– Это хорошо, брат мой Халаф, очень хорошо, – сказал Хасан на фарси, повернувшись и глянув ему в лицо, – и под его спокойным холодным взглядом дерзость и самоуверенность стекли с лица сына Сасана, как стекает с ладони белый морской песок.

– Где она научилась говорить по-арабски? – спросил, наконец, Хасан.

– Да не знаю я, где, – ответил Два Фельса быстро, – Аллахом клянусь, не знаю. Купили ее девственницей, проверили, подсунули, ну и все дела. Знающие старухи говорят – сын у нее, ишь как живот топорщится. И лягается, – сильный, значит, и дерзкий. Мне как сказали, что сын, я и повез вам.

– …Спасибо, брат мой Два Фельса. Ты привез нам бесценный дар. А теперь иди, отдыхай. Ты волен идти куда хочешь. Как я сказал тебе когда-то, мой дом станет твоим домом. Одно только, – наши законы запрещают открывать ворота крепости после захода солнца. Но, думаю, ты ведь не собираешься так скоро лишать нас себя?

– Нет, конечно, – ответил Два Фельса, вздрогнув. – Вы не хотите узнать… я бы рассказал, как, ведь сложное было дело. Я…

– То, что мне нужно знать, я уже узнал, – сказал Хасан. – Отдыхай, брат. Ты устал с дороги. Завтра будет новый трудный день, да благословит его Аллах.

Два Фельса встал и, пятясь, чтобы не поворачиваться к Хасану спиной, подобрался к двери. Приоткрыл, вцепившись в нее обеими руками. И юркнул в щель, как крыса.

Хасан подошел к женщине. Поднял хиджаб и накинул ей на плечи.

– Здесь холодно.

– Спасибо, господин, – прошептала она.

– Кто ты?

– Меня звать здесь Зайна. Я – сакалиба. Меня привозить с севера, далеко, совсем маленькая. Потом везти сюда через море, продать.

– Так ты жила в проклятой стране сынов Омейа? – спросил вдруг Хасан на языке берберов, который выучил еще в Египте.

– Да, господин, – ответила женщина испуганно. – Выросла там, а потом была война, и нас всех продали за море. А меня в ал-Кахире купил господин Халаф.

– Ты была девственницей?

– Да, мой господин. Мои хозяева взяли за меня дорого.

– Как ты зачала?

– Меня привели в место, где было много музыки и дыма. Сладкого дыма. Показали юношу, совсем мальчика, богато одетого, с золотом, и велели слушаться его. Делать все, что он захочет, – женщина замолчала, вдруг густо покраснев.

– Насколько он был молод? Сколько ему было лет?

– Наверное, лет тринадцать. Или четырнадцать.

– А может, он просто казался моложе? Он был необычно худ? У него были волосы на руках?

– Я… я не помню, мой господин. Волосы, наверное, были. Пальцы тонкие, ногти… ровные ногти, чистые. И не худой. Но и не толстый, так, обычный.

– Тогда ты и зачала, в тот первый раз?

– Не… нет, мой господин. Он был совсем молодой, он… – она сглотнула судорожно. – Он не успел, мой господин. Даже раскрыть его, ну, это, мужское, – она потупилась. – …Он вскочил, но я его обняла, и он не ушел. Но в этот раз у него не получилось.

– Сколько раз тебя приводили к нему?

– Четыре. Четыре раза.

– И сколько раз ты принимала от него семя?

– Я не считала, – ответила женщина чуть слышно. – Раз семь. Или восемь.

– Он был трезв? Женщина, тебе знаком запах вина?

Она кивнула.

– От него пахло? Сильно?

– Да, мой господин. И не только вином. А таким… таким сладким, даже голова у меня кружилась.

– Где тебя прятали после того, как ты понесла? – спросил Хасан, но тут в дверь постучали – настойчиво, спешно.

– Входи, Кийа, – сказал Хасан, стараясь скрыть раздражение в голосе.

– Сайидна, этого негодяя взяли у ворот! – выпалил Кийа. – Удрать хотел! Один, без своих головорезов.

– Глупец, – сказал Хасан, хмурясь. – Веди его сюда.

Когда привели Халафа, дрожащего, похожего на бурдюк с топленым жиром, серолицего, с безумными, прыгающими глазами, – Хасан приказал воинам отпустить его. И в комнате велел остаться только женщине, забившейся в угол, будто раненый зверек, Халафу да Кийе, приставившему к горлу мошенника саблю.