Наталья Иртенина: Белый крест

Малютин выдержал паузу, затем медленно спросил:

— Скажите честно, зачем вам это? Я понимаю — сказки, фантастика. Но вы же не думаете всерьез, что гомункул может обзавестить бессмертной душой?

— Милосердие беспредельно, почему нет?

Вместе с сырым воздухом оттепели в открытую форточку влетал тяжелый, густой, будто медовый, звон с колокольни Пречистенского храма. Мурманцев специально попросил выделить ему для бесед с арестованным — именно бесед, не допросов — помещение с минимальным набором казематных признаков. Ажурная решетка на окне, отсутствие острых и тяжелых предметов, кнопка вызова охраны на столе — вот и все. Остальное — легкие занавески, шкафы с многотомными энциклопедиями, горшки с бегониями и геранью на подоконнике, электрический чайник — создавало атмосферу обычного присутственного места, какой-нибудь редакции или нотариальной конторы.

Мурманцев сидел за столом и не сводил глаз с собеседника. Сандерс съежился на стуле, втянул голову в плечи и дрожал.

— Что, холодно? — спросил Мурманцев.

Сандерс замотал головой, страдальчески глянул на него и повернулся к окну.

— Тогда почему ты трясешься? Испугался? Чего?

— Вот это… — выдавил Сандерс. — Звон. Плохой. Опасность.

Он порывисто прижал руки к голове, закрыв уши, и сморщился в гримасе.

Мурманцев встал и захлопнул форточку. Сандерс медленно опустил руки.

— Обычный колокольный звон. Почему ты видишь в нем опасность?

— Не знаю. Похоронный звон. Страшно.

— Это не похоронный звон. Благовест. А откуда тебе известно про похоронный звон? В Урантии где-то сохранился этот обычай?

— Не знаю. Нет. Мой дед слышал. Прадед. Похоронный звон. Он был летчик. Он вез бомбу в Белую Империю. Звон его не пустил. Самолет падал. Потом — взрыв. — Сандерс говорил с закрытыми глазами, как будто вспоминал лично пережитое. — Он почти ослеп. Летел на парашюте. Было страшно. Он написал, потом. Я читал.

Мурманцев ощутил, как внутри поднялась волна. Всколыхнулась память. Перед глазами поплыло. Он закрыл лицо руками, поставив локти на стол. Это было. Это уже было. Дежа вю. Полгода назад. Сон после видения огненного шара. Мистическому ужасу, что объял его тогда, Мурманцев нашел имя — страх Божий. Во сне он был тем летчиком, везущим в брюхе самолета атомную бомбу. Его остановила какая-то властная сила. Что он почувствовал тогда, в кабине бомбардировщика, не передать никакими словами. Через такое приходят либо в психушку, либо в монастырь. Его звали Джейсон Коулмен. Коулмен. Неисповедимы пути земные.

Мурманцев усилием подавил волнение. Поднял взгляд на Сандерса и сказал:

— Колокольный звон не несет никакой опасности. Но он выпрямляет пути. Я хочу помочь тебе.

— Я не выполнил свою миссию, — в десятый или пятнадцатый раз со дня ареста тупо повторил Сандерс.

— Забудь о своей миссии. Очень хорошо, что ты ее не выполнил. Скажи, кто внушил тебе, что ты должен ненавидеть твоих хозяев? Кто эти люди, которые послали тебя сюда?

— Не знаю. Они сказали, моя раса — лучшая. Но Урантия создала нас для рабства. Нужна война, чтобы мы получили свободу и стали первыми на земле.

— А ты хочешь быть первым?

— Они сказали — я лучший, значит, должен хотеть.

— То есть ты не знаешь. Вот видишь — твоя миссия в действительности не является твоей. И твоя ненависть — тоже не твоя. Поэтому тебе лучше забыть и о том, и о другом.

— Почему?

— Потому что эти люди использовали тебя в своих целях, очень грязных целях. Ты выполнял их желания, они сделали тебя своим рабом. Ты просто поменял одних хозяев на других. Хотя они и говорили тебе о свободе. Но это пустые слова.

— А ты раб? У тебя есть хозяева?

— Нет. В Белоземье нет рабов.

— Я не хочу быть рабом. Я останусь в Белой Империи. Меня не отдадут Урантии? — Жалобный взгляд. — Там меня казнят. Мне рассказали. Для людей моей расы есть специальный способ казни. Очень неприятный. Он называется «Пентаграмматон». Это когда заживо гниешь и разлагаешься. Несколько часов. Очень гадко, наверное. Я не хочу.

Мурманцев как наяву увидел кучу гниющей плоти голема на Краю Земли. Вероятно, «Пентаграмматон» — какая-то каббалистская магия? — еще более мерзкое зрелище.

— Я тебя понимаю. Но чтобы перестать быть рабом, мало жить в Белой Империи.

— Мало? — огорченно переспросил Сандерс и поник. — Что же нужно?

Мурманцев достал из сумки тонкую книжечку в мягкой обложке и придвинул к арестанту.

— Может быть, найдешь ответ здесь.