Алексей Волков - Командор

Если бы кто-нибудь сказал сэру Джейкобу, что вчера его эскадру лишь слегка зацепило краем урагана, он поднял бы говорившего на смех как ничего не понимающего в штормах сухопутного невежду, а скорее всего презрительно бы отвернулся, не желая выслушивать столь явную чушь.

Но самое удивительное заключалось в том, что это абсурдное с точки зрения переживших жуткую ночь моряков утверждение было стопроцентная правдой…

— Маркс был миллион раз неправ, господа. Да, я понимаю, что человечество веками мечтало о золотом веке, где всем — абсолютно всем! — будет хорошо и уютно. Но ведь на то и мечты. Было бы смешно, если какой-нибудь бездарный Иван, ничего не умеющий и не желающий делать, вдруг осознал свое истинное место под солнцем и остался бы полностью им доволен. И вот здесь-то, господа, мы подходим к самому интересному. — Лудицкий, холеный мужчина лет сорока с небольшим, лишь недавно начавший неудержимо полнеть, депутат Государственной Думы, советник президента, член многочисленных комиссий, сделал небольшую паузу, глотнул коньячка, затянулся сигаретой и лишь тогда продолжил: — Мы подошли к тому, что обычно называют загадкой славянской души, хотя, видит Бог, никакой загадки в ней нет. Эту загадку придумали иностранцы, не сумевшие в силу своей приземленной практичности понять глубинную суть русской натуры. Вы меня, конечно, понимаете.

— Где уж нам, — с откровенной иронией отозвался самый молодой из расположившихся в салоне круизного лайнера собеседников депутата, красивый чернявый парень в очень дорогом костюме. — Мне, например, происхождение не позволяет. Не иностранец, зато инородец. Так это, кажется, нынче называется? Еврей, проще говоря.

Лудицкий с легкой отеческой укоризной покачал головой и перевел взгляд с Флейшмана на его соседа, довольно тучного мужчину лет пятидесяти.

— А вы, Борис Степанович, что скажете?

— Я, признаться, о таких тонкостях не думаю, — попытался напустить на себя умный вид Грумов. — Вот если бы вы спросили о чем-нибудь, имеющем отношение к финансам…

— Борис Степанович, — вздохнул Лудицкий. — Всем известно, что вы — превосходнейший банкир, но нельзя же быть таким односторонним.

— Можно и нужно. — Последний из собеседников, чуть постарше Флейшмана, был единственным, кто вместо костюма нарядился в широкие цветастые шорты до колен и легкую майку, под которой виднелась массивная золотая цепь с огромным, тоже золотым крестом. Фигуре парня позавидовал бы и иной атлет, а квадратное загорелое лицо лучилось непробиваемым самодовольством. — Кому и на кой хрен нужны все эти высокие материи? Что они, деньги помогут делать? Да ни в жисть! По мне — не умеет человек делать деньги, — вот и ударяется в философию. Благо, чтобы теорему какую изобрести или космический корабль построить, ума много не надо. Это любой дурак сможет. А вот тонну баксов заработать у них кишка тонка.

— Тут ты, Паша, слегка перегнул, — улыбнулся Флейшман. — Хотел бы я посмотреть, какой корабль ты бы построил. Для таких дел еще какой ум нужен, да хорошее образование впридачу. А из всех открытий ты способен только бутылки открывать.

— Ну и что? — ничуть не обиделся Паша. — Понадобится мне космический корабль — куплю десяток ваших умников со всеми потрохами за краюху хлеба. Они мне что угодно сделают.

— Положим, для этого твоих денег не хватит, — заметил Флейшман, неторопливо закуривая. — Как и моих. Разве что обчистить банк у уважаемого Бориса Степановича. Вот только стоит ли тратить такие деньги на всякие глупости?

Присутствующие слегка улыбнулись, точно услышали тонкую шутку, а Лудицкий, как истинный политик, тут же вставил:

— Вы тысячу раз правы, Юра. Хватит с нас и того, что государство уже выбросило в космос, начиная с Хрущева. А толку? Америку хоть в чем-то ненадолго обогнали? Так нам у нее еще учиться и учиться. Пора раз и навсегда признать, что сами мы ровным счетом ни на что не годны. Все лучшее всегда приходило к нам с Запада, а мы и тем, что пришло, так и не сумели толком воспользоваться. И все из-за той же загадочной славянской души.

— Далась вам эта загадочная душа, Петр Ильич! — Флейшман едва скрыл зевок. В отличие от двух других собеседников депутата, он любил иногда на досуге пофилософствовать, однако на этот раз его не устраивала выбранная тема. Но все же из вежливости он счел нужным поинтересоваться. — Так в чем вы видите загадку?