Алексей Волков - Парсалов

Алексей Волков

Андрей Новиков

Парсалов

На третьем курсе астроучилища нам удивительно повезло -ответственным за нашу практику был назначен сам Хануфрий Оберонович Парсалов -- старейший космический волк, личность во всех отношениях яркая и удивительная. Помню, когда мы увидели его впервые, то были поражены и покорены его скромностью и даже некоторой застенчивостью, поразительной для человека, известного во всем рукаве Галактики как образец мужества и непреклонности. Одет Парсалов был в видавшую виды куртку из афудиловой кожи, протершуюся местами до оттенка его седых волос, а на его широком лице, покрытом шрамами от метеоритов, выделялись по-прежнему молодые глаза, резко констрастирующие с далеко не юным возрастом. Говорил Хануфрий Оберонович медленно, как бы тщательно взвешивая каждое слово, и, к нашему великому сожалению, очень немного. Все наши попытки выудить из него какую-нибудь историю оказались тщетными, и мы были вне себя от отчаяния. А тут еще практику стали откладывать со дня на день, и вся наша группа безвылазно торчала в маленьком зале местного космовокзала, ожидая просвета в расписании взлетов грузовых кораблей. Наконец наше терпение лопнуло, и мы обратились к Хануфрию Обероновичу, невозмутимо попыхивающему трубкой в углу, чтобы хотя бы он поговорил с диспетчером и ускорил наш отлет. Парсалов выслушал нас, пустил клуб дыма и бросил лишь одно слово:

-- Птенцы,-- потом помолчал и добавил:-- Главное в нашей профессии -- это умение ждать и не думать о времени. Когда я был таким же, как вы...

Он многозначительно затянулся, и мы с надеждой навострили уши.

-- В общем, давно это было. Тогда готовилась первая релятивистская экспедиция к далекой звезде К815. О подпространстве никто еще ничего не знал, но популярная в те годы теория относительности подсказывала другой выход. Если вкратце, то он сводился к следующему. На любом летящем с околосветовой скоростью объекте время должно течь медленнее, чем на неподвижном, относительно которого происходит движение, и это позволяет сравнительно быстро -- разумеется, для экипажа -- достичь любых, даже очень далеких звезд. Конкурс был гигантским -- два миллиона кандидатов на место, и представьте мою радость, когда я оказался в числе пяти счастливчиков! Мы с энтузиазмом принялись за подготовку. Нас не страшили ни шальные метеориты, ни магнитные бури открытого космоса, ни пять лет заключения в корабле, ни даже то, что на Земле за это время пройдет целых полвека. Да...-- Хануфрий Оберонович в задумчивости окутался облаком дыма.-- И вот наступил день старта. Мы так стремились к звездам, что слишком резко набрали скорость, и зеркало в кают-компании сорвалось и разлетелось вдребезги. Никогда не забуду открывшейся нам вскоре величественной картины: наш небольшой звездолет, словно застывший среди звезд, полумрак рубки, стремительно удаляющаяся от нас Земля...

На борту не было ни дня, ни ночи, лишь однообразно чередовались вахты, да все уменьшалась за кормой Солнце. Разумеется, корабельный компьютер вел календарь, но что нам было до него! Дни и месяцы имеют смысл только на Земле. Не буду утомлять вас описанием полета -- никаких особых приключений не произошло, если не считать десятка столкновений с метеоритами и гравитационной бури у К815. В общем, программу мы выполнили, повернули назад. Снова неподвижно висящий звездолет, постоянный полумрак на борту -- освещение забарахлило вскоре после старта -- размеренное и привычное чередование вахт, и, на этот раз, вырастающее прямо по курсу Солнце. Надо сказать, к этому времени мы так втянулись в такой ритм, что даже не представляли себе другой жизни.

Но вот уже лихое торможение, мы плюхнулись на тот же космодром, с которого когда-то стартовали, вылезаем на свет, жмуримся -- мать честная, хорошо-то как! А к нам уже бегут люди:

-- Что случилось? Почему вернулись? У вас авария?

-- Какая авария? Зеркало разбилось, да освещение плоховато, а так все в порядке. Программу выполнили, что надо исследовали. Здравствуйте, дорогие вы наши потомки!

-- Какие еще потомки? Мы же вас отсюда пять лет назад провожали. А вот вы изменились -- и не узнать. Постарели, что ли?

Кинулись мы на космовокзале к зеркалу, смотрим -- и точно: стоят пятеро старичков -- не старичков, но мужчин, я бы сказал, в зрелом возрасте, лет под семьдесят, а стартовали -едва по двадцать на брата было. Мы -- к корабельному компьютеру. Посмотрели его календарь -- что же это такое? На звездолете пятьдесят лет прошло, тютелька в тютельку, а мы за своими вахтами, да в полутьме, даже и не заметили.