Виктор Побережных - «Попаданец» в НКВД. Горячий июнь 1941-го

Я аж ошалел от его слов. Ни себе фига! «Янкесы», похоже, врубились в происходящее! Любят или не любят советскую власть, но профессионалами остаются!

— Ладно, Андрей, пойду я спать. — Алекс встал, застегивая свою теплую куртку, чем-то напоминающую знакомые мне «аляски». — До завтра.

— До завтра, Алекс. — Я, вздохнув, пожал ему руку. Какое оно будет, это завтра?

А «завтра» это было грустным. Для меня. С утра, в десять часов, у советской части комиссии всегда было отдельное совещание, на котором Владзимерский перечислял предстоящие работы и распределял людей по работам. Все прошло быстро, по уже отработанной схеме, попутно решили пару мелких проблем. Проблемы в основном касались наступивших морозов и возникших в связи с этим проблем с раскопками. Решив все вопросы, Лев Емельянович подытожил:

— Все, товарищи, приступаем к работе, а вы, товарищ старший лейтенант государственной безопасности, задержитесь.

Про себя вздохнув, я понял — началось! Дождавшись, пока все выйдут из дома, приспособленного под штаб, Владзимерский прошелся передо мной, вздохнул и спокойно спросил:

— Товарищ старший лейтенант, скажите мне, пожалуйста, у вас мозг в голове присутствует или вы в нее только кушаете и шапку одеваете? Вы вообще понимаете, ЧТО творите?! Вы знаете, что от представителей Англии поступила официальная жалоба на ваши действия? Причем не только на мое имя, как председателя совместной комиссии, но и отправлена на имя товарища Сталина! Вы соображаете, чем может закончиться ваша вчерашняя выходка? Вижу, что не совсем. — Он уселся на свое место и махнул: — Садись, балбес, закуривай, если хочешь. Своим вчерашним рукомашеством ты поставил под угрозу работу всей комиссии и даже отношения наших стран. Теперь тебе понятней стало?

Куда уж понятней! От подобных перспектив и так хреновое настроение стало еще хреновей. А Лев Емельянович продолжал:

— Вижу, понятней. Ладно. Мне уже доложили в общих чертах о произошедшем. Давай рассказывай и отчет давай. Потом посмотрю.

— А что рассказывать, товарищ майор? Собрались вчера у американцев. Сами же добро давали на посиделки эти. Подошли швейцарцы, неплохие мужики оказались. — Тут Владзимерский непонятно усмехнулся, но прерывать не стал. — И этот приперся, Банч. Сидели, выпивали помаленьку, общались. Говорили о всякой всячине, про свою жизнь рассказывали. Разные истории по своей деятельности вспоминали. Я про работу на юге рассказал, про лагеря, про зверства немцев. Зашел разговор о нынешних раскопках. Все согласились, что хотя вскрыта меньшая часть могил, но определенные выводы уже можно сделать. И тут этот Банч заявляет: мол, немцы цивилизованная нация, великий европейский народ, и они не способны безжалостно уничтожать беззащитных людей. На это способны только восточноазиатские варвары, и улыбнулся мне в лицо. Вот я и не сдержался. Хорошо еще, что Алекс оказался хорошим рукопашником, не дал мне прибить этого гада!

— Ты понимаешь, Андрей, что поддался банальной провокации?

— Теперь понимаю, товарищ майор, — я вздохнул. — А американцы верят, что это не наших рук дело.

— Почему ты так решил? — Владзимерский подобрался.

— Вчера, уже после произошедшего, Садович проводил меня до дома и сам сказал об этом. Мол, его шеф тоже в этом уверен. Я в отчете все отразил, товарищ майор.

— Хорошо, почитаю. — Лев Емельянович вздохнул: — Создал ты проблем, старлей. Ладно. Иди, работай. Дальше видно будет.

После обеда, когда мы с Алексом перекуривали возле столовой, к нам подскочил посыльный:

— Товарищ старший лейтенант государственной безопасности, вас начальник спецкомиссии, товарищ майор государственной безопасности, к себе вызывает. — Молодой, смахивающий на бурята боец аж светился от осознания выполняемого поручения. Усмехнувшись, я попрощался с Садовичем и пошел за бойцом.

— Несколько новостей для тебя, Стасов, — Владзимерский начал, как только я зашел к нему. — Не знаю, насколько вторая хорошая, но первая точно тебя порадует. Американцы и швейцарец полностью подтвердили твой рассказ. Причем представитель международного Красного Креста был очень возмущен поведением представителя англичан. Помимо всего прочего, и американцы, и швейцарец дали письменные показания, оправдывая и понимая твою реакцию на слова Банча.

А я вспомнил, как с самого утра меня поддерживал Алекс. Как подошел и пробурчал что-то одобряющее Мак-Дауэл. Как швейцарец, маленький, чернявый, сильно смахивающий на итальянца, Жюль Тьери через переводчика заявил мне, что он сам с огромным удовольствием набил бы морду этому островному дерьму. Из его речи самостоятельно я понял только про дерьмо — merde.