– Что ты намерен делать?
– Я уже объявил афинским послам, что Эпир отказывается от всех обязательств, данных македонянам. Царь Александр низложен.
– И ты думаешь, они уйдут?
– Из Амбракия – да.
– А с Керкиры?
Эакид не ответил.
– Гость пришел, чтобы остаться?
– Керкира – не эпирская вотчина, – резко ответил Эакид, – она нам не принадлежала.
Эвмен промолчал.
– Я позвал тебя, кардиец, не для того, чтобы объяснять происходящее. Ты умен, верен. Ты не только хороший дипломат, но и смелый воин. Я знаю, македоняне недооценивали тебя. Ты мог бы принести пользу Эпиру.
– Хочешь, чтобы я тебе присягнул?
– Да.
Эвмен не задержался с ответом. Раздумывать тут нечего.
– Я клялся в верности не Эпиру, а сыну Александра Молосского. Через клятву я не преступлю. Как ты намерен поступить с Неоптолемом и Клеопатрой?
Эакид поджал губы. Похоже, разочарование хилиарха было искренним, он действительно надеялся, что кардиец перейдет на его сторону.
– Увести его и запереть.
Эвмен повернулся.
– Не сопротивляйся, – сказал ему один из воинов, – я не хочу повредить тебе.
Кардиец кивнул.
Его заперли в той самой комнате, где он жил все эти месяцы с момента появления в Додоне зимой. Не темница, домашний арест.
Весь день он мерял комнату кругами, лихорадочно думая, что делать, что предпринять. Он ни разу не прилег, и даже ночью о сне не могло быть и речи.
Из головы не шли слова Эакида:
"Я не желал зла своему брату и его семье. Не желал зла..."
Около полуночи у двери раздались голоса, потом странный всхлип. Задвигался засов. Эвмен напрягся.
"Решил избавиться от меня втихую..."
Он приготовился к драке.
Дверь отворилась. На пороге стоял Неандр. Возле его ног дремал стражник. Похоже, вечным сном.
В ответ на невысказанный вопрос Эвмена Неандр пояснил:
– Убили двух князей, которые отказались присягнуть Эакиду. Весь дворец занят людьми Аэропа, но уйти можно. Нас ждут лошади.
– Что с Клеопатрой и Неоптолемом? – нетерпеливо спросил Эвмен.
– С мальчиком Андроклид и Дейпила. Олимпиаду и Клеопатру увели к Эакиду. Где они сейчас, мне неизвестно.
– Надо найти их.
Неандр протянул Эвмену меч. В коридоре неподалеку обнаружился Гиппий и еще четверо стражников. Телохранитель царицы милосердия к ним не проявил.
– Я только что узнал, – сказал Гиппий, вытирая клинок одеждой одного из покойников, – госпожу и царицу-мать заперли в гинекее, уже после того, как Андроклид унес царевича оттуда. Нянька Дейпила тоже с ним. Наверное, мальчика уже хватились, надо спешить.
Возле мегарона послышался лязг и звон стали.
– Ну что же ты, какой неуклюжий-то! – гремел голос Андроклида, – и где вас только набрали, таких олухов!
Сразу три человека пытались танцевать в узком коридоре... Уже два. Пытались танцевать, бестолково отбиваясь от хромого телохранителя. Еще пятеро нетерпеливо переминались с ноги на ногу, дожидаясь своей очереди. Половина противников Андроклида была вооружена короткими копьями, но это не помогло: подвижность калеки им, здоровым мордоворотам, могла только сниться.
– Следующий! – скомандовал Андроклид, когда еще один из нападавших (по правде сказать, нападал-то, как раз телохранитель), хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег, впечатался спиной в стену и медленно сполз на пол, украсив штукатурку багровой полосой.
Гиппий, выросший за спинами аэроповых людей, не говоря ни слова, прыгнул вперед и, схватив за шеи сразу двоих, треснул их головами друг о друга. Еще одного заколол Неандр, с остальными быстро расправился Андроклид.
– Надо уходить, – приказал Эвмен, – мы шумели, как толпа афинских голодранцев на Пниксе. Сейчас тут вся Додона будет.
– Куда уходить? А Клеопатра? – воскликнул Андроклид, – я не могу ее бросить.
Эвмен заскрипел зубами.
"Спаси... Моего сына... И Клеопатру..."
Спасать царицу – сложить голову, ничего не добившись. Тогда и мальчик останется в руках Эакида. Какую судьбу сын Ариббы измыслил для него?
Кардиец не знал, что одним из ликурговых условий оставления Эпира в покое было "пресечение рода македонского ублюдка".
– Дабы ни одна тварь в будущем не могла заявить, что в жилах ее течет кровь Аргеадов, – наставлял сына Ариббы Ликург.
Эвмен не знал и того, что в эту самую минуту Эакид, дабы унять дрожь в руках, допивал четвертый кувшин вина, отчего руки дрожали еще сильнее. Аэроп жег усадьбы верных Александру знатных молоссов и отсутствовал в Додоне. Только поэтому беглецы были еще живы.
Читать дальше