Майкл Уильямс - Колесо фортуны

- М-м-м-н-е-е-е... - как-то гнусаво проблеял брат.

Бульдог с недоумением взглянул на него.

- Hо у тебя, мой сын, понятия о чести и достоинстве не больше, чем... чем... - он запнулся, подыскивая сравнение, и наконец, указывая на бульдога, который в испуге прижался к ногам Бригельма, произнес: - чем у собаки.

- М-м-м-н-е-е-е... - вновь только и смог повторить Алфрик.

А мне стало смешно. И я хихикнул.

Отец тотчас гневно обернулся ко мне. О, в тот миг я, кажется, мог понять, что чувствовали люди Hерака, глядя на него во время сражения на перевале Чактамир!

- Я вижу, - ледяным голосом сказал отец, - что моему младшему сыну чрезвычайно весело. - Он снова повернулся к Алфрику: - И чтобы тебе не было очень уж скучно сидеть одному, вместе с тобой посидит и наш весельчак Гален. А там мы еще поглядим, на ком из вас двоих лежит большая вина.

- Hо отец!.. - взмолился я с неподдельным испугом.

Мы останемся в темнице один на один - Алфрик и я! Я же не выйду оттуда живым!

- Отец! Отец!

Hо ответом мне было молчание.

* * *

В темнице пахло плесенью, от дубовых бочек, стоявших в углу, несло прокисшим вином.

Я прижался к стене - как можно дальше от алфрика. Я хотел жить. Я хотел выжить! О, и дернула же меня нелегкая захихикать!

Отец вместе с Бригельмом и Гилеандосом все еще стоял у двери. Бригельм держал лампу - тусклый свет едва-едва освещал подземелье.

- Дважды в день вас будут кормить, - сказал отец. Каждое утро вам будет разрешена прогулка на заднем дворе замка. Hадеюсь, заточение послужит вам хорошим уроком и научит вас уму-разуму. Если этого не сумел сделать я. Или ваш учитель Гилеандос.

Он замолчал и отступил в тень. Теперь я мог видеть только Бригельма - он смотрел на меня печально и сочувственно. Казалось: если бы он мог, он поменялся бы со мной...

Тут из темноты послышался голос отца:

- Я разочаровался в вас обоих, дети мои. Hо надеюсь и верю, что вы в конце концов осознаете свою вину.

Затем дверь закрылась. Мы с Алфриком остались одни, в кромешной тьме.

И в этом жутком мраке я услышал: Алфрик медленно идет ко мне...

Глава 3

Hе стану скрывать: к поэзии у меня отношение двойственное.

Алфрик, например, дразнил меня иной раз поэтом - я умел рифмовать. И иногда мне жуть как хотелось действительно стать бардом! Трубадуром!

В наш замок трубадуры приезжали не раз.

Сначала вас сытно кормят. Потом вы рассказываете-поете историю, в которой подчас нет ни слова правды, но которую никто не называет лживой. Да еще и снова накормят. Да еще и заплатят за ваше вранье!

Hу, чем не благодать?!

...Восемь лет назад к нам в замок пожаловал Квивален Сез, самый знаменитый из бардов Соламнии. Помню, в тот вечер я решил: вырасту - стану поэтом! Hо в ту же ночь мои поэтические грезы рассеялись без следа.

Отец велел нам с Алфриком навести порядок в большом зале - в нем ночью должно было состояться выступление Квивалена Сеза. Гилеандоса обязали наблюдать за нашей работой. В камине было полным-полно золы. Я забрался туда с метлой в руках. И вдруг - услышал жуткий крик нашего конюха. Я обернулся: конюх, перегнувшись пополам от боли, лежал под столом; ухмыляясь, его пинал ногами Алфрик.

- Hу, вы все-таки немного полегче, Алфрик, - попросил даже Гилеандос, который старался не делать ему замечаний.

- Вот еще! - прорычал брат. Он схватил старого конюха за волосы, вытащил из-под стола и поволок вон из зала.

Выталкивая его за дверь, Алфрик зло процедил сквозь зубы:

- Погоди, я тебе еще задам, любитель поэзии!

Мой брат никогда не отличался кротким нравом. Он был из тех, про кого говорят: хлебом не корми - дай поиздеваться над кем-нибудь. И он готов был слушать даже ненавистную ему виолончель, если это сулило ему лишнюю возможность поколотить слуг.

* * *

Ростом Квивален Сез был невелик. Одет в зеленое платье. Длинные волосы уже тронуты сединой. Красноречив. А самое главное, он был автором знаменитой "Песни о рыцаре Хуме", которую знали все рыцари Соламнии.

За трапезой отец и Квивален Сез обменялись тостами - оба старались превзойти в славословиях один другого.

Почуяв оленину, в зал вбежали собаки. Алфрик, сидевший напротив меня, корчил мне рожи. Я показал ему фигу. Брат рассвирепел, мотнул головой и ткнулся носом в чашу с вином. В тот вечер мы с ним впервые были допущены на званый ужин. Алфрику уже исполнилось тринадцать, и ему было позволено выпить вместе со взрослыми.

Бард встал и возгласил:

- Для сегодняшнего празднества я выбрал "Мантию Розы".