Кто он такой, Роберт Форкетт? Автор сказал только лишь, что лет ему было 55, а одевался он строго по моде Сити. Поскольку этот <����человек из Сити>, столь подчеркивающий свое законопослушание, очутился в час пик в переполненном метро, он, Форкетт, наверняка не крупный финансовый туз, лишь мелкий или средний клерк, то есть типичный лондонский обыватель, чье благополучие тесно связано с незыблемостью нынешнего образа английской жизни. Но эту незыблемость он готов защищать ценой уничтожения другого человека, а может, и многих, чем и гордится. А ведь именно право на преступление во имя <����Великой Германии>, <����господства расы> или еще чего-либо - вот чем наделяет фашизм своего защитника-обывателя, освобождая его от <����химеры совести>.
И не будь у критического <����н е в е р ю!> столь быстродействующей разрушительной силы, и задержись вся компания в <����пекле> подольше, можно легко представить себе, как мистер Форкетт и там успел бы найти для себя местечко <����под солнцем>, принялся бы там, в пекле, бороться с <����подрывными элементами> и, быть может, даже выслужился бы из рядовых новоприбывших до конвойного черта-эсэсовца или до траченного молью дьявола-регистратора поступающих <����на обработку> персон.
Однако, если бы идея <����Ставки на веру> этим исчерпывалась, вряд ли стоило печатать рассказ в научно-популярном, а не литературном журнале. Уиндем не случайно сделал антипода <����человека из Сити> - Кристофера Уаттса физиком. <����Ставка на веру> - это в первую очередь рассказ о извечном и непримиримом конфликте между косным и корыстным метафизическим мышлением обывателя и дерзкой критической научной мыслью.
Она, эта мысль, не способна примиряться с формулой <����все действительное разумно>. Она рвется проверять экспериментом и откровенную чушь кошмарных иллюзий или антинаучных бредней, и такую, казалось бы, фундаментальную реальность, как Британский банк-символ и основу образа жизни форкеттов. В победе этой мысли, революционной по самой своей конструкции, писатель видит путь к высвобождению из трясины сегодняшнего английского бытия.
Логика повествования заставила Уиндема сказать то, что, быть может, он писатель, не симпатизирующий марксизму, представлял себе не вполне четко. Но в момент, когда физик Уаттс своим громовым <����не вер ю1> начинает рушить здание банка, символы рассказа обретают для нас особый смысл. Ведь принципы критического естественно-научного подхода уже век с лишним назад были применены для анализа явлений общественной жизни. И родилось учение, потрясшее основы того мира, который сегодня уже не приемлет каждый здравомыслящий человек.
Борис ВОЛОДИН