Елена Асеева - К вечности

— Одначе, я ноне прибыл сюда по указанию Родителя, чтобы определить ваше состояние. И узнать причину вашего не желания искать плоть, — продолжил свои толкования Гамаюн-Вихо и легохонько повел в сторону руки, с тем незамедлительно развернув василиска так, абы я не улетел. — Родитель встревожен вашим напряжением, и раздражением. И опасаясь повторения болезни, прислал меня, чтобы я сумел выяснить причину вашего постоянного беспокойства, саиб лучица.

— Со мной все благополучно, просто мне не по нраву этот нимб, все время тянущий меня в сторону, — отозвался я, и слегка подался вверх. — Нимб и есть причина моего раздражения.

— Эм! саиб лучица, — показалось, Гамаюн-Вихо мне не поверил, уж так его обращение прозвучало обеспокоенно. — Если ваше напряжение связано всего-навсе с нимбом, то не стоит обращать на него ваше внимание. И надобно поторопиться с вселением. Вы пропустили уже и так все возможные сроки вселения. А нимб, он служит для контроля вашего состояния, призван докладывать Родителю о проблемах возникающих. Не стоит его пытаться снять, тем паче это невозможно, ибо его установил мой Творец. Вам же Родитель велел передать, чтобы вы успокоились и занялись поиском плоти. Так как коль вы в ближайшие свати не найдете плоть, Он пришлет меня и иных гамаюнов. Абы мы изъяли вас и доставили на взращивание в Березань Отческих недр. Более вами Родитель рисковать не станет. Не вами, не вашим бесценным здоровьем.

— Свати? — повторил я, и туго дернул хвостиком… точно нимб и впрямь, сдавливая, не давал развиваться моему естеству. — Хорошо, я найду плоть…

Я резко воспорил вверх, и зависнув над саибом гамаюнов так, что ему пришлось вскинуть выспрь голову, достаточно громко молвил:

— А тебе? Тебе, Гамаюн-Вихо, возвращено право видеть моего Отца, и жить в своем племени.

Саиб гамаюнов порывисто кивнул… И нежданно в его фасеточных глазах зараз отразилась зала пагоды моего Творца, его деревянный трон с высокой резной спинкой, также как и широкие облокотницы по краю инкрустированные серебряными вставками и черными крупными жемчужинами. Он восседал в нем в серебристом сакхи и своем венце, где в навершие устало зарилась на происходящее округ нее черная змея.

И я махом ощутил мощную смурь… Тоску, однозначно, присланную мне Отцом, точнее явленную отображением которое, або на меня повлиять, передал Родитель.

И тотчас я дернулся вперед, напоследок оглянувшись и кивнув головой саибу гамаюнов. Я не стал, однако, тянуть с вселением…

Я, конечно, и дотоль иноредь облетал потомков Есиславы, но нынче обратившись в искру понесся вниз к Земле. Не то, чтобы я боялся быть изъятым с Земли, просто очень… не выносимо сильно захотел увидеть моего Отца.

Мгновением, что было прописано, я промелькнул по неким потомкам моей одной грани и заприметил одного из них, кто днесь мог подойти.

Ребенок…

Однозначно ребенок, ибо я и не думал утруждать себя вселение во чрево матери. Так, вот ребенок имел достаточно большой объем мозга. Я вновь покинул помещение, где он жил, и, вылетев из жилища, принял свой образ…

Еще миг стремительного полета и я со всей мощи дернул своим хвостиком, одновременно, ударив по нему текущей по мне клинописью. Нимб, гулко крякнув, разломился надвое и отпал, мельчайшими горящими капельками. А я воодушевленный произведенным действом немедля направился к ребенку, которому, очевидно, было чуть меньше одной шестой асти, или по земным меркам, оные ввели вследствие гибели спутника Луны и изменения траектории движения Месяца, гипоцентавры, семь с половиной месяцев.

Обратившись в искру, я мгновенно проник в нос ребенка, и по вже изведанному, скорее даже, хоженому пути попал в черепную коробку. Лишь там приняв свой истинный облик и намотавшись вокруг мозга. Еще малость я зарился на искру, что сияла в недрах пористого вещества густо розового цвета, испещренного многочисленными разветвленными сосудами. Это была рдяно-золотая искра, с тончайшими четырьмя лучиками, имеющими золотые переливы, и я сразу понял, что ту искру когда-то пожертвовал для человечества Дивный.

Почему понял? Потому как она в своем сиянии обладала не просто золотым, а золото-красным светом. Все же нельзя забывать, что Дивный должен был стать Творцом не белых людей, а краснокожих. Я внимательно всмотрелся в эту сияющую, махонькую, газовую звезду, где, как и у всего идентичного, наблюдались особые отличительные признаки или параметры, а после отворил рот и проглотил искру. Конечно, сие не обязательно было делать. Обобщенно это не прописывали в лучицах. Такое действо необходимостью выступало только в первой плоти и то не всегда.