Елена Асеева - К вечности

Мальчик рос в хоронящейся в глубинах лесов общине, величающейся лесики, хотя, определенно, эти люди вели свой род от къметинцев — дарицев. Их течение веры, старой веры, все еще помнило имена истинных создателей, обаче знания в процессе времени стали наглядно исковерканными. Впрочем Небо, был у них Творцом Солнечной системы, а Дажба — Дедом Создателем. И даже хранилось понимание того, что породил Небо и Першего Родитель. Впрочем, не было и намека на то, что эти Боги братья, братья-близнецы. Вспять тому они слыли противниками, а Перший выступал врагом всего светлого, самого света и добра.

Тем не менее, мне все же повезло, ибо таким рывком… рывком выбора, ноне столь необдуманного, я мог попасть и вовсе в «дурные руки». Вернее в иную «дурную» плоть, оная жила по верованиям, называемым ашерскими, и занималась тем, что искореняла все противное их главному божеству Ашере. К противному, в первый черед, и относились несогласные лесики, люди не принявшие искусственно созданного, уже самими власть имущими, ашерского божества, и традиций основой которой, не ошибусь коли скажу, стали извращенные верования обобщенно дарицев.

Потому ноне отец мальчика Твердолик Борзята и ближайшие его люди, сродники жили в лесах, далеко от градов и поселений, где навязываемая мечом и угнетением, в правление вступала ашерская религия. Межрелигиозные войны в части света величаемого Старый Мир, о том рассказывали мальчику старшие, до сих пор не прекращались и сами лесики понимали, что гибель их веры есть дело времени. Однако продолжали верить в то, что было близко им, что казалось им правильным.

Впрочем, что по большей частью раздражало меня…

И я, воздействуя на мозг подрастающего Яробора, заставлял не только его думать, но и говорить… оспаривать… Я уже властвовал самим мозгом и в целом плотью, так-таки не наращивая сосуды меж нами, в том не имелось нужды. Просто я днесь стал таким мощным, что без особого труда подчинил себе Яробора. Подчинил, правил, указывал и все это несмотря на напряжение, досель властвующее во мне и иноредь отключающее как-то вовсе невпопад.

Мальчик рос физически слабым, тем не менее, я компенсировал это развитием его мозга. И он отличался особой любознательностью, цепкостью ума и памятью. Я подсказывал ему вопросы, формировал его ответы и выводы, которые он направлял к взрослым, вызывая в них, неприкрытые сомнения, волнения, а порой и страх.

— Почему, — говорил мальчик, уже воспринятое от меня и переработанное. — Мы лесики считаем ночь и тьму противными дню и свету, не кажется ли вам, что это две друг друга наполняющие сути. Являющиеся братьями… братьями — близнецами. Одновременно одинаковыми и меж тем имеющими присущие только им особые качества и признаки.

Яробор вводил старших в тревоги, оные возникают всяк раз, когда дитя оказывается много мудрее, именно мудрее старших. Он вызывал в глазах сверстников трепет, каковой право молвить, с возрастом превратился в недопонимание.

Еще не раз были озвучены нами разнообразные нестыковки в верованиях лесиков, их явная ущербность аль лишь глупость. Впрочем, с течением времени я несколько так обвыкся к этим людям. Меня привлекало в них хотя бы то, что в мозгу лесиков сияли ярчайшие звезды, когда-то давшие ход данным жизням. Токмо изредка там можно было узреть переливающимися боками планеты: блекло-голубые, мрачно-красные, молочно-серебристые. Увы! даже средь этих людей, и не только, верно, лесиков сутью мозга становились вже зачастую планеты…

Лесики, хоть и значительно отступили от первоначальных верований дарованных им Дажбой, предоставленных позднее гипоцентаврами, с тем обаче сберегли в себе духовное начало лучшего, в божеском понимании. Проживая обок с природой они наполняли свои жизни теплотой к земле, лесам, зверью и в целом мирозданью. Простота их быта, забота и любовь к сродникам, общинникам дарила чистоту взглядов и уважение ко всему, что жило, обитало подле. Такие люди, как лесики были, определенно, последним духовным оплотом Старого Мира, и возможно берегли саму сущность счастья… счастья от какового человек, похоже, сам всегда отказывался, отворачивался, и чаще всего уничтожал его собственными руками.

Когда Яробору исполнилось тринадцать лет, сродники его решили провести обряд имянаречения. Каковой принес лично для меня незабываемые моменты, напоминания о себе моих сродников.

Во-первых, я узрел прилетевшую на планету малую севергу, явственно выпущенную с судна моих братьев и упавшую, где-то не так далеко в лесах. Тогда не только замер я недвижно внутри головы мальчика, но и сам он, упершись взором в небо. Приметив, быстро летящий по небосводу круглый огонек, за которым тянулась тонкая веревочка. Полет огненного шара продолжался не более нескольких секунд. Он точно врезался в густоту леса, довольно-таки близко от селения лесиков, а миг спустя в том месте над кронами деревьев появилось облачко сизого дыма, степенно рассеявшееся. Вместе с исчезновением огненного шара, послышался гул и рокотание, и сама оземь под ногами тягостно сотряслась. Прошло минут десять, после падения огненного шара, когда я прямо-таки взревел зовом, уж и не ведаю, можно было понять меня или нет. Но в том крике, посланном на Отческие недра, целенаправленно на Родителя, я потребовал от последнего прекратить от меня столь нелепо хорониться, показаться и даровать встречу с Отцом.