Сияние несколько приглушило свою насыщенность, и тотчас Подорожья потянула назад тело Бога, подчиняющееся, похоже, теперь лишь ее рукам, перемещая его несколько дальше от кровавой лужицы и в целом кушетки. Отчего так и не отошедшая в бок Кали-Даруга, вероятно нарочно, теперь касалась его своим правым боком сарафана и ласково поглаживала висящую повдоль левую руку Господа.
Трясца-не-всипуха меж тем сняла с крюка две темно-зеленые дротины, завершающиеся алыми круглыми и вельми боляхными уплотнениями, да принялась тереть их явственно стеклянные набалдашники меж собой. Одновременно она отодвигала их друг от друга, ибо по мере взаимодействия от стеклянных уплотнений стала отделяться легкой дымкой прозрачная и какая-то нестабильная материя. Медлительно та материя разрасталась, приобретая форму продолговатой удлиненной посудины с высокими бортами, чем-то напоминающей по виду влекосиловскую лоханку. Когда лоханка достигла в длину не меньше локтя, Грозница и Сухея единожды резко дернули воложки с прикрепленными к ним сводами черепов с обоих тел рао на себя.
Только если Грозница дернув воложку, выпустила ее из рук и она, закачавшись, стремительно врезался в поверхность пола, прямо в кровавую лужицу своими бортами, абы теперь в старом, отжившем теле уже не имелось нужды, и торопко отступила в сторону, уступая место Трясце-не-всипухе. То Сухея данный рывок сделала много мягче, чтобы не навредить новому телу, и, хотя она также ступила в бок, высвобождая место подле головы нового Яробора Живко, а точнее его оттиска, саму воложку с укрепленным в нем сводом черепа из рук не выпустила. Она только малеша развернула воложку в сторону стоящей Лидихи, представив возможность той обработать светом своего ока и перстами кровоточащие стыки свода черепа легкой изморозью и тем, остановить течение юшки.
Смаглое сияние разком осенило и саму внутренность черепа Яробора Живко, и кушетку, и приблизившуюся к ней нестабильную, прозрачную с подвижными бортами лоханку. Студенистая масса бледно-желтоватого цвета, пульсирующего мозга, была плотно облачена в насыщенно смаглый водяной пузырь, точно сверху накрученный и слегка наполненный воздухом, аль жидкостью. По поверхности самого сияния, вроде перемешиваясь или только накладываясь, переплетаясь, струились в определенном порядке серебряные, золотые, платиновые разнообразные по форме символы, письмена, руны, литеры, свастики, ваджеры, буквы, иероглифы, цифры, знаки, графемы, а также оранжевые паутинные кровеносные сосуды, ажурные нити кумачовых мышц и жилок, живописуя слегка просматривающиеся формы лица: губ, впадин-глаз, чуть выступающего над общей поверхностью лба, скул и носа.
Высокие борта лоханки, несколько развернувшись, приблизились к внутренности черепной коробки и резко выдвинули вперед свои нестабильные, колыхающиеся стенки. Они, вроде как просочились непосредственно в глубины нижней части черепа и произвели значимый звук хлюпанья, всосав в себя и мозг, и намотанного на него Крушеца. Трясца-не-всипуха рывком дернула на себя удерживаемую в руках дротинами лоханку и медлительно ее, вздев, повернула кверху углублением так, чтобы мозг и лучица не выпали. Не мешкая, она направила движение рук и лоханки к оттиску плоти Яробора Живко, прямо к раскрытой черепной коробке.
Обаче нежданно вибрирующим сиянием сотрясся мозг, недвижно покоящейся в лоханке, колыхнулись не только бледно-желтоватые массы, составляющие его, но и заколебались письмена и жилки, образовывающие основу сияющей лучицы. Еще не более бхарани и из того комковатого сияния появился скос головы Крушеца, по которой пролегали, точно вливаясь в саму смаглость, оранжевые паутинные кровеносные сосуды, ажурные нити кумачовых мышц и жилок.
— Нет! — встревожено дыхнул Перший.
Бог торопко оттолкнул от себя Подрожью и ступил к Трясце-не-всипухе почитай впритык. Также стремительно старший Димург вздел левую руку и дотронулся перстами до скоса показавшейся головы лучицы.
— Крушец, нет! — голос Зиждителя зазвучал столь мощно, непререкаемо властно, отчего махом склонили головы все бесицы-трясавицы и даже демоница, не смея противостоять той могутности и величию. — Не смей того делать Крушец! — добавил Бог.
И не мешкая зычное эхо, отозвавшись от сине-марных стен кирки, заколебало сами звуки в ней, закачало стены, свод, пол… да загудев мощными перекатами, остановило и руки Трясцы-не-всипухи, и движение самой лучицы.
Читать дальше