Виталий Владимиров: Синее золото

.>, читала их, густо покраснев, еле слышным голосом и с таким волнением, что становилось страшно за ее сердце. Появилась она в лаборатории, где он работал научным сотрудником, в компании еще двух таких же практиканток, кстати под его день рождения. В конце рабочего дня сдвинули столы, смахнув с них канцелярскую атрибутику, расставили тарелки с бутербродами, разлили вино по чашкам, стаканам, мензуркам. И завелось после первых тостов веселье, засияли улыбки, рассыпался, как весенний сугроб, смех. Она стояла поодаль, ссутулившись, сжавшись, о чем-то отрешенно размышляя, потусторонняя, нездешняя, и загорелась, как восход, только когда он запел под гитару. Тогда в каждой компании существовал свой бард, менестрель ли, вагант ли, исполнитель авторской песни, каких только названий не тщились присвоить своим домашним поэтам и певцам, да ни одно из них так и не прижилось по сути. Попозже она незаметно перебралась из простенка, в котором стояла, поближе к нему и, маково вспыхнув, спросила: - Скажите, это ваши песни, правда? Ему захотелось погладить ее по голове - такую наивную, такую доверчивую. Он не удержался, коснулся ее золотого нимба, но это случилось позже, уже у него дома, куда они, незаметно для самих себя, приехали вместе - ей срочно понадобилась для сдачи зачета по практике какая-то книга, и необходимость в этой книге была столь велика, будто речь шла, по крайней мере, о жизни и смерти. Он снисходительно, не всерьез, но с удовольствием играл роль умудренного жизнью покровителя, про себя иронически подмигнул своей судьбе за такой красивый дар к дню рождения, но даже в мыслях не посмел посягнуть на завороженную жар-птицу, залетевшую в его обитель. После той, первой встречи они виделись разок мельком, потом передала, не застав его, книгу и, как это всегда бывает с практикантами, исчезла также неожиданно, как и явилась. А потом подкатили трехдневные праздники, когда с утра демонстрируется высокая мощь советской военной техники, а вечером все садятся за стол. Как обычно, долго готовили закуски, потом пили и ели, потом пели и пили, потом пили и танцевали, а к утру всех обуяла жажда передвижения, шумной толпой ввалились в пустой вагон метро и, выйдя на <����Новокузнецкой>, дошли до церкви <����Всех скорбящих радости>, где каждый год, именно в этот день поются литургии раба божьего Петра Чайковского, венчавшегося пред сим алтарем. В церкви было тепло после зябкой поездки и бессонной ночи, ходили тихо, осторожно ступая, и в этом мире медленных движений, торжества всепрощающего радостного пения, голубых высоких стен, расписанных золотом ветвей и листьев, он увидел ее. Ангел во плоти. Жадно, не отрываясь, смотрел он на нее, остро, до боли, возжелав хоть бы ответного взгляда, какого бы то ни было знака. Ее почтительно поддерживал под руку невысокий плотный лысеющий мужчина с бархатными восточными глазами, он улыбался сразу всем и ограждал, охранял ее покой, ее порыв, устремленность ее запрокинутого лика к барабану и куполу церкви, туда, где парила музыка. Он долго сидел в церковном сквере, совершенно не чувствуя холода, лишь временами ощущая сильную дрожь от ожидаемого свершения. Ему везло, сбылись его молитвы, их компании слились, и они пошли пешком по расхристанной, утратившей хмурость будней Москве домой к приветливой старушке, певчей церковного хора, пить чай с разноягодными вареньями. Там, на большой коммунальной кухне с двумя раковинами и геранью на окне, она прижалась к нему, они поцеловались, и он увез ее. Поздно ночью, в свете ночника она повернулась к нему и погрозила пальцем: - Учти, что настоящие блондинки вырождаются. Подсчитано, что через двести лет их совсем не будет. Коренная москвичка, она попала в Казахстан вместе с матерью театральной актрисой, уехавшей вслед за человеком, которого любила и который был большим начальником да угодил в ссылку. Выросшая дочь приехала в Москву поступать в театральное училище, а попала в строительный. Дом, в котором она предпочла бы <����повеситься>, чем жить в нем, и был тем местом, где она счастливо провела свое детство. У нее был свой, особый кодекс поведения, отношений с людьми, несовместимый, казалось, с восторженными эмоциями, - она никогда не опаздывала на свидания, а если что обещала, то обязательно старалась выполнить. Как клятву. Как завещание. И это ему нравилось, в этом он видел задатки настоящей личности, сильного характера, хотя позже понял, что так она поступала далеко не со всеми. Читать дальше