Сергей Галихин - Добрый вечер или Размышления у парапета над уравнением Максвелла

Слабый ветерок тёплого, августовского вечера блуждал среди огромных листьев зелёного клёна. За длинный день солнце почти докрасна раскалило землю, и теперь та охотно возвращала тепло. В маленьком парке играли в футбол дети. Первые собачники выбрались из крохотных квартир на волю и по странному обыкновению кучковались небольшими группами, по четыре-пять человек, а вокруг скакали их четвероногие «лошади» почему-то, без ошейников и намордников. Пересекая парк по диагонали, шел человек двадцати восьми лет от роду. Одет он был в джинсы, клетчатую рубаху, на его ногах были черные вполне приличные туфли. На указательном пальце правой руки за петельку держался перекинутый через плечо серый пиджак. Не то с опаской в отношении собак, не то с давним желанием накостылять чересчур беспечным друзьям четвероногих, Василий Пирожков неторопливо прошел через парк и спустя восемь минут вертел ключом в замочной скважине коммунальной квартиры, в которой у него была комната.

Захлопнувшись, дверь начисто отрезала внешний мир от внутреннего мирка жилища, в котором под одной крышей, хоть и за разными дверьми, проживало двадцать три человека. Со стороны кухни доносился уже привычный гул скандала. На этот раз что-то не поделили Клатильда Паллна и Сара Джохаровна. Не вникая в подробности Василий прошмыгнул по коридору и незамеченным скрылся в своей комнате. Разбуженная появлением человека черная кошка Мурлыка сначала подняла голову, продолжая лежать на залитом вечерним солнцем подоконнике, затем встала, сладко зевнула, при этом выгнувшись дугой, и, соскочив на пол, небрежной рысью направилась к хозяину, сладко мурлыча. Оказавшись на руках, Мурлыка, закрыв глаза в сладкой неге и хитро вывернув головку, замурлыкала громче. Будильник показывал половину седьмого. Почесывая кошку за ухом, Василий подошел к окну и через тюль посмотрел на окружающий мир. Мир был прекрасен.

— Черт возьми, так в чем же дело… — сказал вслух Василий, и его лица коснулась нехорошая тень.

Военные действия на кухне, похоже, закончились. Василий взял со стола электрический чайник и направился за водой. У плиты стоял Сергей и колдовал над кастрюлей. По запаху не составило большого труда, чтобы угадать харчо.

Это был один из редких случаев, когда Сергей близко не подпускал Наталью к плите.

— Здорово Серёга! — поприветствовал Василий, пуская струю воды в чайник.

— Здоровей видали, — ответил тот и втянул губами, на пробу, горячую жижу из половника.

— Как делишки, как детишки?

— Твоими молитвами, — Сергей положил на стол дощечку и прижал к ней пучок зелёного лука. Нож гулко застучал по дереву. — Чаёвничать собираешься?

— Умгу… — промычал Василий, закрывая кран.

Сергей отложил нож, открыл дверцу стола и достал из него семисотграммовую банку варенья.

— Держи, — сказал Сергей и бросил варенье соседу, тот ловко поймал.

— Ух ты! Вишня! Откуда такая роскошь?

— Брат за ЗИЛами приезжал. Приволок два чемодана харчей. Так что пируем.

— Больше всего в жизни люблю варенье из вишни, — сказал Василий. Спасибо.

— На здоровье, заходи на харчо.

— Да нет, я чайку.

— А зря… — сказал Сергей, сняв очередную пробу.

Стрелки будильника показывали пять минут восьмого. Василий выключил чайник и принялся намазывать кусок хлеба. По четвёртому каналу показывали документальный фильм, про шпионов, Мурлыка сидела на подоконнике и старательно умывалась лапой. В кружке дымился чай, Пирожков намазал вареньем кусок белого хлеба. «Надо же, пустячок, а приятно, — подумал он.

Хороший человек Серёга».

Никто уже не помнит, с чего всё началось. В коммуналке было много неплохих людей, хотя и нелюдей тоже хватало. С Сергеем и Наташкой всё было как-то по особенному. А может, они просто понимали, что у Василия рядом никого нет, да и не рядом, может быть, тоже. Почти нет… Где-то не очень далеко родственники, в Свердловске друг детства, а вокруг — стены. Стены, которые всегда рядом. Не обязательно иметь клаустрофобию, чтобы сойти от этого с ума. А по ночам бессонница. И что только не лезет в голову ночью.

От собственных мыслей спрятаться невозможно.

В дверь коммунальной квартиры позвонили. На звонок вышла Клатильда Паллна. Тётка кил на сто двадцать, в полупрозрачном халатике и какой-то гадостью на лице, в простонародье называемой «маска».

— Здрасьте. А… Пирожков дома? — спросил гость.