Сергей Галихин - Добрый вечер или Размышления у парапета над уравнением Максвелла

— Ты сам не веришь в то, что говоришь, — сказал незнакомец.

— Верю.

— Не веришь! Потому что это бред! Очень трудно прожить так, чтобы никто не пожалел о твоей смерти.

— Ну, может, и пожалеют, — сказал Василий после небольшой паузы. На ум пришли Сергей с Наташкой, Мурлыка… Смешно, но он почему-то вспомнил её испуганные глаза.

Собеседники замолчали. Сумерки сгущались, звёзды стали ярче. Ночь почти наступила. За спиной кто-то громко два раза кашлянул. Спорщики обернулись.

Рядом с ними стоял среднего роста человек, босой, в длинной белой ночной рубашке. В руках у него был темно-коричневый «министерский» портфель.

Василий и незнакомец изумлённо посмотрели друг на друга, затем вновь на человека в ночной рубашке.

— Двое на одной крыше, — сказал Василий, — это слишком. Трое — уже перебор.

— Да нет, я не самоубийца, — устало улыбнулся некто в белом. — Я собиратель.

— Собиратель чего? — поинтересовался незнакомец, где-то в глубине души подозревая сумасшествие.

— Душ, разумеется, — сказал собиратель. — Кому нужны ваши тела? После приземления они превратятся в мешок с костями. Вы не могли бы немного поторопиться. Мне еще в два места успеть надо. Если желаете сигарету или рюмку коньяку, то у меня есть. Вот Мартель… семидесятилетний! — и он достал из портфеля початую бутылку.

— Ну, что ждёшь? — спросил незнакомец у Василия. — Отдай ему за рюмку коньяка. Умрёшь счастливым.

— Так побудет! — отрезал Василий. — Лети, братан, тебе здесь не обломится.

— Как знать, — улыбнулся собиратель и добавил: — Я мигом… В одно место и обратно. — Он взмахнул мощными крыльями и, постепенно удаляясь, превратился, сперва в маленькую точку, а затем совсем исчез в ночном небе.

— Что же ты отказался? — спросил незнакомец.

— Не знаю. Мне вдруг все действительно показалось глупым. А потом обмен неравноценный, — ответил Василий, глядя прямо перед собой. Он уже не хотел шагнуть с крыши. — А ты?

— А я не отказался. Он обещал вернуться.

Василий смотрел большими глазами, полу открыв рот и не зная, что сказать.

Он уже был уверен, что сейчас они вместе спустятся вниз… Нет, он не оставит его здесь одного.

— Постой, так не пойдет… Не думаешь же ты, что я оставлю тебя здесь, а сам уйду.

— Конечно, что тебе здесь делать?

— Ты мне только что рассказывал о радостях простого существования, а сейчас готов сигануть с крыши и…

— Не трудись, со мной всё равно всё кончено. Я просто пытаюсь облегчить страдание окружающих.

— Облегчить?! — взорвался Василий. — Ты только подумай, что с ними будет, когда они узнают, что ты прыгнул вниз. Для них ты умрёшь дважды! Представь, что такое дважды хоронить любимого человека!

Они уже давно молчали. Ночь накрыла город покрывалом темноты. Внизу молодёжь распевала под гитару песни (скорее истошно стонала) и распивала напитки, барышни хихикали. Автобус заурчал и отъехал от остановки.

— Если ты прыгнешь, я за тобой, — сказал Василий, — Учти. Умереть одному у тебя не получиться. И потом, если тебе так приспичило, то потерпи пару месяцев и… — Василий не договорил, — прости, глупость сказал.

— Да нет, почему же. Возможно, ты прав. Как-то гаденько получается, даже подло. Вроде я думаю только о себе, чтобы мне было легче. А легче-то не будет.

Будет просто всё равно. Противно почувствовать себя слабаком.

— Знаешь, — сказал Пирожков, — когда я посмотрел вниз и всё представил…

Сначала показалось жутко интересным. А потом, потом стало страшно. Очень страшно. И не оттого, что я сейчас умру, а оттого, что мне страшно, а я всё равно это сделаю. Чёрт возьми, я чувствовал, как схожу с ума. Какая-то непостижимая дилемма. Я, как крыса, иду за крысоловом, играющим на дудочке. А ведь решения у моего уравнения нет…

— Страшно, — подтвердил незнакомец. — Иначе и быть не может. В противном случае стирается грань между жизнью и смертью, а этого быть не должно. Никогда. Человек рожден, чтобы жить. И не звериный инстинкт самосохранения, а осмысленное понимание этого, отличает его от животного.

А насчет решения… Ты прав, его нет. Возможно, именно от этого появляется чувство обречённости и неотвратимости происходящего. И именно оно подталкивает в спину. Господи, до чего же хорошо жить…

До полуночи оставалось полтора часа. Новые знакомые расставались, но им казалось, что они встретились не полтора часа назад, а знают друг друга много лет. Неважно, тонешь ты на корабле или идёшь в штыковую, горишь в доме или висишь над пропастью. Тот, кто однажды заглянул в лицо смерти, почувствовал её дыхание, не забудет этого никогда. Смерть — одно из великих таинств мироздания, и познать её до конца не удастся никому. Потому что с той стороны черты обратной дороги нет. Смерть не ответ в конце задачника, а вырванный и порванный лист. Склеить его будет уже некому. Возможно, они это поняли. А иначе чем еще объяснить, что они остались в живых.