Ван Лугаль - Граду и миру

– Да, – сказал Эндрю. – Шуму было много. Даже срочные объявления по голограферу делали пару раз. Но это давно было.

– А я не помню, – громко подал голос сидевший к ним спиной Тиринари. Ипполит вздрогнул и прикрыл глаза ладонью. Эндрю прокричал в ответ:

– А ты и не можешь помнить, дорогуша. Тебя тут тогда ещё не работало. – и повернулся к Ипполиту: – Пойдём в столовую? Заработался, снова забыл об обеде. Хорошо, что ты пришёл.

– Э, мы решаем важный вопрос. Как ты можешь помышлять о еде?

– Не такой уж он важный. Будь это гость из другой вселенной, он бы сразу появился, понимаешь? Сохранение материи: где убыло, там тут же прибыло. Это даже дочка моя знает.

Ипполит скривил рот и упрямо смотрел на Эндрю.

– Не разводи шум, – миролюбиво сказал тот. – Да, случай необычный, но не из ряда вон выходящий.

– У него совсем другое мировоззрение, другая психика, – сказал Ипполит. – Ты не представляешь, что он может сделать. И я тоже не представляю.

– А я представляю? – Тиринари оглянулся, приподняв наушник.

– Ты – тем более нет.

– Ипполиша, пойдём в столовую. – Эндрю взял товарища под руку и открыл дверь. – Я не дам тебе разводить шум и панику. Повторяю: вполне обычный случай. Он описан в литературе. Редко, но не необыкновенно. У него просто особая форма шизофрении, один на миллиард, в справочнике ты его найдёшь как «дикого человека». Из коллективной памяти в голову человеку попадают выборочные реальные воспоминания, достоверность подкрепляется галлюцинациями и бредом. Вспомни, Ипполиша: первую ночь в больнице он бредил, и после у него появились новые воспоминания!.. не смотри с таким укором. Не веришь? Хорошо, пойдём, я сначала покажу…

– Может быть, они и раньше сюда попадали, – Ипполит с досадой покачал головой. – Э-э… я побывал в некоторых из его снов, Эндрю. Я применил новую методику и примерил их на своё сознание, а не просто смотрел с экрана. Это не похоже на коллективные…

– Ты что? – Эндрю секунду смотрел на него остолбенев, затем выскочил в коридор, вытащил туда же за плечо Ипполита, захлопнул дверь и, оглядевшись, зашептал: – Ты что? Это же не протестированная технология! Нельзя!

– Мне дали разрешение. – Эндрю с чувством выругался, и Ипполит, решив сделать вид, что не заметил оплошности старого друга, продолжил: – Я знаю, что это могло мне навредить, Эндрю. У меня достаточный уровень допуска для таких вещей. – Начальник вздохнул, огляделся и скрестил руки на груди. – Его сны слишком… э-э… они наполнены не тем. Мысли, чувства, интенции. Проверь сам. Моррисон опасен. Опасен для всей системы нашего мироустройства.

– Значит, будем с ним дружелюбными и милыми. А вот с тобой, Ипполиша, я дружелюбным быть перестану, если не прекратишь действовать, как практикант, то бишь использовать на себе экспериментальное оборудование, и не отпустишь меня поесть.

– Он носитель того, чего не приемлем мы.

– Так, – Эндрю отмахнулся, – хватит. Как твой друг, я тебя выслушал и проверю то, о чём ты говоришь. Но как твой начальник, ходу пока не дам. Понял?

Ипполит помолчал. Поскрёб щетину. Затем хмуро согласился:

– Да.

На следующий день Тиринари, как обычно, сопровождал пациента Моррисона на процедуры. Ипполиту, которому Эндрю запретил что-либо делать сверх обязанностей, посчастливилось дежурить в этот день за мониторами. Он по-прежнему не находил себе места; но снаружи это не проявлялось никак. Разве что стал чаще барабанить по панели, но мало ли почему человек может начать барабанить?

Врач и пациент долго молчали, пока Тиринари закреплял на голове и руках Моррисона электроды. Тому, кажется, было всё равно: он смотрел в окно, где, оставляя белую полосу в небе, словно пастель по синей бумаге, плыл лёт старой конструкции. Потом Тиринари, обязанный общаться с пациентами, спросил:

– Ты как-то говорил, что уже лежал в больнице, Мэрион. Как это было?

Моррисон искоса глянул на закрепляющего на запястье электрод Тиринари. Губы тронула чуть ехидная улыбка, одна бровь поднялась, натянув на лоб полосы морщинок.

– Это было не так.

Тиринари на миг замер. Ипполит видел, как практикант покраснел. Но, – надо воздать честь юному вундеркинду, закончившему медицинский курс в девятнадцать – не сдался.

– А что ты помнишь? В какой больнице ты жил?

– Жил? – Моррисон рассмеялся, показав ряд мелких зубов. – Ну вы даёте, док. – тут же, будто сжалившись над молодым человеком, пояснил: – В разных. Лазарет. Чумная. Психушка.