Джин Вульф - Пятая голова Цербера

Я забыл также, как оправдывался перед мистером Миллионом за мое неожиданное отсутствие. Видимо, он догадался, где я был, или узнал правду от слуг, так как вызов от тетки больше не приходил, хотя я ждал его несколько недель.

В ту ночь - я почти уверен, что это была та же самая ночь - мне снились аборигены со Святой Анны. Она танцевали в венках из свежей травы на головах, плечах и щиколотках, потрясали копьями с наконечниками из нефрита. Их танец постепенно перешел в плавное покачивание моей кровати и сменился толчками, которые производил слуга в красном мундире, посланный, чтобы проводить меня в библиотеку отца.

В ту ночь - на этот раз я точно знал, что это была именно та ночь, когда мне снились туземцы - изменился порядок моих посещений библиотеки. На протяжении четырех-пяти лет наши встречи приобрели постоянный распорядок: начинались разговорами, затем шли голограммы, свободное толкование понятий, и в конце я отправлялся в постель. На этот раз после вступительного разговора, который должен был расшевелить мою психику, что, как обычно, не очень-то хорошо получалось, отец приказал мне закатать рукав и лечь на старую кушетку, стоявшую в углу комнаты.

Я должен был пялиться на стену, то есть на полки, заваленные старыми журналами. Внезапно я почувствовал, как в руку вонзилась игла. Голову мне придержали, поэтому я не мог видеть, что происходит. Иглу вытащили и отец приказал мне лежать спокойно. Мне показалось, что я пролежал очень долго. Отец время от времени открывал мне веки и заглядывал в зрачки или проверял пульс. Наконец, кто-то в дальнем углу библиотеки начал рассказывать длинную и сложную историю. Отец делал заметки по ходу рассказа, время от времени прерывая говорившего, чтобы задать вопрос. Я молчал, и тот человек говорил за меня. Вопреки моим ожиданиям, наркотик, который мне ввели, со временем не уменьшил действия. Напротив, он все сильнее отрывал меня от действительности. Постепенно исчезла обитая кожей кушетка, превратившись в палубу звездолета, потом в крылья голубя, трепетавшие высоко над миром. Мне

- 14

было все равно, чей голос доносился из угла комнаты, мой или отца. Он становился то низким, то высоким.

Временами мне казалось, будто кро-то говорит внутри огромной грудной клетки, гораздо большей, чем моя. Голос отца, который я мог распознать во время шелеста страниц блокнота, иногда становился похожим на тонкие крики детей, бегающих по улицам, которые я слышал летом, высовывая голову в окошко на крыше библиотеки.

С той ночи моя жизнь опять изменилась.

Наркотики - было похоже, что их несколько видов - повлияли на мое здоровье. Я реагировал на них обычно так же, как и в первый раз, но иногда бывало, что я не мог лежать спокойно, а во время разговоров часами бегал по кругу итли впадал в жуткий сон. Я часто просыпался с невыносимой головной болью, которая мучила меня потом целый день. Я был на грани нервного истощения.

Самое удивительно то, что иногда из памяти уменя пропадали целые куски дня. Когда я приходил в себя, то был уже одет и причесан.

Я что-то делал, говорил, но не помнил ничего, что происходило с того момента, когда я по приказу отца ложился на кушетку в библиотеке.

Хотя я не прерывал лекций, которые мы посещали с Дэвидом, но, в определенном смысле, мы с мистером Миллионом начали играть свои роли по отношению друг к другу.

Теперь уже я сам настаивал на посещении лекций. Я сам выбирал тему урока и сам расспрашивал мистера Миллиона. Часто, когджа брат с учителем были в парке, а я плохо себя чувствовал и не вставал с постели, моим основным занятием было чтение.

Встречи Дэвида с отцом подвергались тем же самым изменениям, что и мои. Все это происходило в то же самое время. Однако, они были реже, а по мере того, как летние дни сменялись осенними, а потом короткими зимними, втановились все более эпизодическими. Наркотики действовали на брата не так, как на меня, и имели меньшие последствия.

Если можно точно опредлелить конец моего детства, то это произошло именно той зимой.

Ухудшение здоровья заставило меня оставить детсткие забавы и начать заниматься исследованиями, вскрывая небольших зверушек, которых приносил мне мистер Миллион. Как я уже говорил, читал я часами напролет. Иногда я просто лежал, заложив руки за голову, пытаясь припомнить слова, которые слышал, когда говорил их отцу. Ни Дэвид, ни я никогда не запоминали достаточно много, чтобы выстроить какую-нибудь теорию по тем вопросам, что задавал нам отец. Однако, в памяти удержалось несколько сценок, которых я никогда не видел в действительности. Думаю, это был результат внушений, которые нашептывал мне отец, когда я продирался сквозь измененное сознание.