Эндрю Лапкин - Исход

– Добрый день, сэр! – поздоровался интервьюер, в голосе которого ощущалась неловкость.

– Добрый день, – бросил сухо Элиот. – Проходите. – Он повернулся спиной к съемочной группе и молча повел их по узкому коридору в жилую комнату. Комната была очень маленькой и темной. Явно чувствовалась нехватка света. Касл открыл шторы, и теперь все могли увидеть обстановку. Напротив двери стоял диван. Слева к дивану прилегал стеллаж с книгами до потолка. Камера провела взглядом по содержимому, и стало понятно, что Элиот увлекается римской историей. Андерсон успел прочитать лишь два названия: «Записки о войне. Юлий Цезарь» и «История Рима. Теодор Момзен». Самому Ронни история всегда была безразлична. Элиот тяжело вздохнул, а потом указал рукой на стулья, которые он заботливо выдвинул, пока оператор показывал зрителям комнату.

– Элиот, я понимаю, что наши вопросы могут показаться вам болезненными, – с крайней осторожностью начал интервьюер, – но очень прошу вас ответить на них.

– Ничего. Я готов, – вздохнул Касл.

– Расскажите, как всё начиналось, – с предвкушением спросил журналист. В этот момент камера начала приближать лицо Элиота, а за кадром заиграла музыка, какая-то пьеса на фортепиано.

– Всё было просто. Однажды мне пришла в голову мысль, что… – он немного замялся, – мысль вроде «О, боже мой! Как же это будет здорово! Мне обязательно повезет! Я просто обязан это сделать!» – он улыбнулся, закатил глаза, словно смеялся над собой прошлым. – Глупец! – он издал нервный смешок и продолжил: – Да, тогда мне это казалось замечательной идеей, превосходной! И знаете что? Я до сих пор считаю, что сделал всё правильно!

– Но, постойте, – перебил его интервьюер, – вы же потеряли все!

– Однако я приобрел нечто большее, – глаза Касла после этой фразы мгновенно просияли блеском мудрости. – Я понял. Я понял, что это испытание, которое стоит пройти. До игры у меня было все, что нужно любому американцу: дом, машина, жена, дерьмовый отпуск в горах и бла-бла-бла. Конечно же, всякие лицемерные друзья с их улыбками. Но именно проигрыш меня собрал заново. Жена бросила меня, потому что у нас все отобрали, а она так привыкла жить в этой своей зоне комфорта. Сразу же друзей поубавилось. Но! Я узнал самое главное!

– Что же, Элиот? – с нетерпением требовал ответа интервьюер.

– Кто такие настоящие друзья, – последние два слова он особенно выделил. – Пара моих коллег и друг по школьной скамье помогли мне оправиться, не потерять работу, не потерять себя, снова встать на ноги. Это был тяжелый период: мне приходилось ночевать у друзей, жить с одним чемоданом, с одной парой брюк и парой рубашек. Но, черт возьми! Именно тогда я почувствовал себя по-настоящему живым! Как только мне сказали на передаче, что все проиграно, меня будто выдернули из моего маленького мирка! Вау! – он громко выдохнул, глаза были так широко открыты, что не возникало сомнений – он и вправду восторгается тем, что с ним произошло. – Я всё тот же бухгалтер, как и был раньше для кого-то, но теперь я из другого теста! Посмотрите на мою хижину! – он раскинул руки в стороны. – Да, это не очень привлекательно, но это я смог сделать сам с нуля. Мне как будто сделали перезагрузку, дали «пинка под зад»! И бог мне свидетель, это прекрасно! – на лице Элиота расползлась блаженная улыбка.

– Ого! – воскликнул интервьюер. – Спасибо за такое неожиданное откровение, Элиот. Это… это очень вдохновляет и заставляет задуматься.

– Да он из ума выжил! – донесся голос из дальней части зала кофейни. Ронни оглянулся, но так и не понял, кто это выкрикнул.

– Вы хотели бы что-нибудь сказать нашим телезрителям, Элиот?

– Да, пожалуй. Если вы всю свою жизнь ищете что-то, что поменяет вашу жизнь, хотите испытать что-то невероятное, понять себя, то – пробуйте! Попробуйте себя во «Все или ничего»! Это действительно стоит сделать!

– Спасибо, Элиот, что приняли нас у себя! Саймон, передаю вам инициативу!

Короткое затемнение вернуло телезрителей в студию.

– Перед тем, как перейти к основному блюду: нашему сегодняшнему игроку, – Джексон расхаживал по сцене, – нам бы хотелось рассказать про семью Мичнеров, которая скрыла свой дом на колесах. Предоставим слово почетному члену игорной комиссии Джефри Стинсону!

Из-за кулис вышел худой белый мужчина среднего роста. Судя по его одежде и часам, быть почетным членом игорной комиссии было не только почетно, но и весьма прибыльно. Джефри Стинсон поприветствовал Саймона Джексона рукопожатием, затем Джексон указал на диван. После того как они расположились, телеведущий начал: