Юрий Иовлев - Юлл

– «Всё-таки я добрался до неё», – подумал он. – «Конечно, это будет только начало пути в город, где живёт Эя, но я достиг долины». Он шел всю вторую половину дня, пробираясь сквозь густые заросли, внимательно глядя себе под ноги, чтобы снова не нарваться на отросток коварного хищного растения. Стало заметно, что склон, по которому он продвигался, значительно понижается. Уже на землю упали сумерки, на небе зажглись первые звёзды, деревья стали редеть и, вскоре, закончились. В свете двух спутников планеты, поднявшихся над горизонтом, Лингрен увидел, раскинувшуюся перед ним долину. Она была густо усеяна холмами, рощами и оврагами. Вдалеке виднелось русло какой-то небольшой реки, а ещё дальше, на горизонте, горели огни большого города, которые дрожали и мерцали в колеблющемся вечернем воздухе. Лингрен судорожно сглотнул, словно перед прыжком в ледяную воду, засунул в ременную петлю на поясе свой верный кугуот, который держал в руке на всякий непредвиденный случай, когда пробирался по склону, поросшему густыми кустами, и мягкой скользящей походкой направился в направлении города. Огни города, раскинувшегося где-то вдали, и манили и пугали его. Он стремился в город и боялся его одновременно. В городе жила Эя, к которой он стремился всей душой, но там же жили и бейлууны, которые запросто могли убить его. Чтобы максимально обезопасить своё передвижение по долине, юноша решил спать днём и идти ночью. Первая ночь в долине прошла, относительно, спокойно, не смотря на то, что он неоднократно бросался на землю, или прятался в кустах, замирая при виде мелькнувшей тени. Небо над головой, густо усеянное звёздами, а так же два небольших спутника планеты, неплохо освещали сумерки, давая возможность рассмотреть предательски выступающие из земли корни редких деревьев, ямки, бугорки и, иногда попадавшиеся, поросшие мхом, валуны. Утром Лингрен забрался в самый центр небольшой, но густо поросшей деревьями и кустами рощи в небольшом пологом овраге, забрался на самое высокое и раскидистое дерево, спрятавшись в его густой листве, и уютно устроившись на его толстых ветвях, быстро уснул. Когда он проснулся, ощущая боль от неудобного лежания в затёкших мышцах и сильный голод, на окрестности опускался вечер. Юноша, полежал немного, вслушиваясь в окрестные звуки, затем, не услышав ничего подозрительного, тихонько соскользнул вниз и осмотрел периметр рощи, выглядывая наружу сквозь ветви кустов. И, только убедившись в том, что всё спокойно, вернулся в центр рощи, достал остатки еды из сильно похудевшего рюкзака, флягу и сел ужинать, или завтракать, если перевести на ночной режим жизни. С едой у него было очень плохо. Экономить не имело смысла, еды оставалось немного, поэтому он доел всё. Воды во фляге тоже было меньше четверти, но это была не проблема, воду можно набрать в каком-нибудь ручейке или, на худой конец, в луже. Поев, он закинул опустевший рюкзак за спину, повесил флягу обратно на пояс и выбрался из рощи.

– «Ничего», – успокоил он сам себя, – если еды достать не удастся, то несколько дней можно и поголодать».

Постепенно темнело. Лингрен шагал по направлению к городу, отметив про себя, что ночью легче ориентироваться на небольшое зарево огней, хорошо различимое вдали, и держать направление. Днём это сделать было бы сложнее. Он всю свою сознательную жизнь провёл в горах, в лагере флоотов, на равнине был впервые. Холмы, овраги и небольшие речушки, попадающиеся на пути, которые приходилось обходить, сбивали с выбранного курса, но городские огни служили вместо путеводной звезды. Вдруг, впереди что-то мелькнуло и спряталось в кустах. Лингрен насторожился, вытащил кугуот, и тоже нырнул в кусты. Затем он бесшумно вылез из кустов с другой стороны и двинулся по дуге, обходя островок кустов с обратной стороны. В кустах точно кто-то был, и этот кто-то прятаться и передвигаться бесшумно, явно, не умел. Ветки кустов, в том месте, где засел неизвестный, время от времени, покачивались, а листья шуршали, когда он, вероятно, пытался что-то высмотреть в том направлении, куда вначале нырнул Лингрен. Юноша осторожно, обойдя кусты, подкрался к тому месту, где прятался неизвестный, а, затем, прыгнул туда, держа кугуот наготове. Тот, кто прятался в кустах, сидел к нему спиной и никак не ожидал нападения сзади. Лингрен ударил его рукоятью кугуота по затылку и повалил на землю, захватив одной рукой сзади за шею на удушающий приём. Незнакомец как-то по-детски пискнул и обмяк. Лингрен выволок его из кустов и рассмотрел в неверном небесном свете. Незнакомец оказался юношей, таким же, как и он сам, ну, может быть, на год младше. На нём была одежда горожанина: куртка из добротной кожи, под которой виднелась коричневая рубашка, заправленная в чёрные брюки. Всё это пошито из хорошей ткани с ровными швами, заделанными машинным способом. На ногах у городского юноши были красивые, с точки зрения Лингрена, мягкие и удобные высокие сапоги со шнуровкой. Сам Лингрен был одет в домотканый комбинезон, сшитый вручную, а на ногах носил низкие сапоги, которые сделал сам из шкуры пойманной им змеи. Естественно, что аккуратно сшитая фабричная одежда показалась флооту, модной и красивой. Ему стало жаль горожанина, который, даже, не смог оказать ему какого-либо маломальского сопротивления. Он похлопал юношу по щекам, и тот пришёл в себя. Увидев над собой лицо Лингрена, горожанин дёрнулся и закрылся руками.