Герберт Франке - Стеклянная западня (сборник)

Втайне я опасался, что этого доказательства суду покажется недостаточно и что нас будут допрашивать и дальше, дабы установить меру нашей ответственности и меру вины, однако суд неожиданно потерял к нам интерес, наша деятельность, о которой мы вкратце попытались рассказать, вдруг оказалась для суда несущественной. Нас отпустили, попытались сделать заурядными членами общества, для которого главное труд, расширение жизненного пространства и создание лучших, более надежных условий существования. Только теперь мы узнали, что было сделано людьми за это время. Местом для строительства двух своих городов они избрали полярные области Луны, ибо только здесь солнечные лучи падали по касательной, смягчая резкие перепады между дневной и ночной температурой; над городами были сооружены купола из стекла (сплав силиция и таллия) — тонкий защитный слой против вакуума, холода и космического излучения. Кроме того, в точках Лагранжа были заложены четыре станции, которые постепенно предстояло превратить в космические колонии. Упорство, с каким люди отвоевывали пространство у пустоты, было достойно восхищения, однако их жизнь, полностью посвященная работе, казалась мне неинтересной и неправильной. Почему они не пытаются снова утвердиться на Земле? Может, потому, что они уже перестали быть детьми Земли? От возвращения на родную планету меня не отпугнули бы ни радиоактивное заражение равнинных территорий, пострадавших от атомных взрывов, ни облака вирусных ядов, которые, говорят, окутали там все возвышенности.

Сегодня местный ландшафт выглядел не таким унылым, как обычно, — наступление зимы не согласуется с сезонным графиком туризма. В последнюю неделю сезона не утихали снежные бури, а теперь вдруг — этот тусклый свет, леденящий холод. Я смотрел, как ветер взметает поземку, гонит ее длинными волнами по земле: порывы ветра были мощными, хлесткими.

Нельзя сказать, чтобы подобные картины успокаивали, но мне они по-своему нравятся. Я так и не сумел привыкнуть к жизни на космической станции, к вызывающим головокружение перепадам искусственной гравитации и черному небу, которое кажется навеки замерзшим — настолько неизменен на нем узор холодно светящихся звезд.

Я часами гляжу в окно. Перед глазами у меня переливаются оттенки белого и серого, а в памяти одна картина сменяется другой. Не знаю, стоит ли так копаться в себе, однако я не могу себя пересилить и пойти в читальню или видеосалон. Все равно мне там не удастся отвлечься и сосредоточиться на чем-то другом, ни микрофильмы, ни научные материалы меня сейчас не интересуют.

Настоящее… А меня все преследуют тени прошлого. Нет, оно еще далеко не изжито; именно теперь, в дни покоя и отдыха, я ощутил это особенно явственно. Обычно моя жизнь была полна суеты, для собственных желаний и потребностей почти не оставалось места; ежеминутно приходилось принимать решения, от которых слишком многое зависело. Мое настоящее гораздо расплывчатей, неопределенней. Теперь я понял, зачем прилетел сюда: ради надежды, что обещанная встреча поможет мне избавиться от прошлого навсегда! И вдруг такая неожиданность! Похоже, моим мечтам не суждено сбыться. Ума не приложу, что, собственно, затеял Эллиот и почему его здесь нет. Почему нет Эйнара? Ведь его тоже пригласили сюда вместе с Катрин и со мной. Почему-то, кроме меня, прилетела только Катрин. Как бы ни занимало меня прошлое, сейчас для меня важней всего Катрин. Стоит мне подумать о настоящем, как я сразу вспоминаю о ней. Вот и сейчас я брожу по вестибюлю, чтобы не проглядеть, когда она выйдет из комнаты. Весь день за ее дверью царит тишина.

Вечером мне послышался скрип открывшейся двери, звук шагов. Я хотел было броситься ей навстречу, но удержался. Когда она показалась в коридоре, я издали приветствовал ее. Она остановилась, махнула мне рукой и пошла навстречу. Мы уселись за круглый столик в вестибюле.

— Что все это значит?

Я сразу понял, что она имеет в виду, но не знал, что ответить.

— Не думаю, чтобы Эллиот мог так подшутить над нами. Видимо, что-то случилось, иначе он непременно был бы здесь.

— А Эйнар? Он ведь тоже обещал, Эллиот сам сказал мне об этом по телефону.

— Что бы там ни было, а последняя ракета ушла. Теперь никто больше не явится сюда, и никому отсюда не уйти. Придется ждать четыре месяца. Четыре долгих месяца…

Катрин уютно устроилась в кресле, которое казалось слишком большим для нее. Подперев ладошкой подбородок, она взглянула на меня.