— Почему же ты сразу не объявился? Эйнар немного помедлил.
— Хотел осмотреться. Зачем Эллиот нас собрал, вы что-нибудь знаете об этом?
Нет, мы тоже ничего не знали. Я искоса взглянул на Эй-нара. Стоило мне услышать его голос, и снова показалось, что ничего не изменилось. В этих холодных, официальных интонациях слышались недовольные и даже сердитые нотки. Именно так говорил адмирал, это его тон, его манера разговаривать, они помнятся мне настолько отчетливо, будто все было только вчера. Правда, лицо стало совсем другим, не осталось и следа от прежней холодности и решительности. Лицо Эйнара стало более живым, подвижным. Оно быстро меняется, и я вижу, как самоуверенность уступает место насмешке, а то и грусти.
— Он ничего мне толком не объяснил, отделался лишь намеками: мол, нужно кое-что выяснить, будто не все еще решено. Что он имел в виду, не знаю. И все- таки… — Эйнар поднял голову, пристально взглянул на меня, потом на Катрин. — У вас-то как дела? Вы к такой жизни привыкли, смирились с ней? У меня вот ничего не получается. Все эти полеты между Луной и космическими станциями, все эти перевозки стройматериалов, сумасшедшая тяга к освоению новых и новых регионов… Такое чувство, что ко мне все это не имеет ни малейшего отношения. Помните те последние недели, когда мы были вместе в Центре управления… лихое было времечко… какое напряжение нервов, сколько страхов, надежд… просто не верится, что с тех пор миновало уже двести лет! Иногда мне кажется, что это еще не конец, еще можно кое-что предпринять, как-то поправить дело.
Поправить дело… Странно звучат сейчас эти слова, но, может, в них что-то есть. Может, иногда имеет смысл не отказываться от странностей, в том числе и от своих собственных…
— Все это иллюзии, — сказала Катрин. Она быстро взглянула на меня, ожидая поддержки. — Вы обманываете самих себя. То, что мы натворили в свое время, уже не поправишь. Что было, то прошло. Осталась только вина. Она вполне реальна и потому не дает нам покоя. Да и разве могло быть иначе? — Она махнула рукой на окно, за которым застыла, скованная беспощадным холодом, серая равнина. — Мы тоже тут постарались. Так стоит ли удивляться, что нас не покидает чувство вины. А ведь я уже подумала…
Она замолчала. Какой-то ток перебежал от нее ко мне — я, кажется, догадался, что она хотела сказать…
Эйнар встал, направился было к окнам, но вдруг, пожав плечами, вернулся назад.
— Ничего себе сюрприз. Здорово нас одурачили! Сколько месяцев длится зимнее межсезонье? Три? Шесть? Придется нам тут поскучать. — Достав из кармана ароматку, он глубоко затянулся. — Зря я сюда примчался, ведь чувствовал что-то неладное…
— Потому ты и прятался?
Я вдруг разозлился на него, сам не знаю почему. Резко повернувшись, Эйнар пристально посмотрел на меня.
— Я хотел знать, что тут затевается. Ведь нам могли и ловушку подстроить или еще что-нибудь в этом роде. Да-да, я никому не доверяю. Вот я и решил выждать, присмотреться. Только напрасно! Ничего тут не произойдет. Жаль, что придется потерять несколько месяцев. Не говоря уже о том, что мы порядком надоедим друг другу. Ах, черт!
На несколько минут воцарилось молчание; за окном глухо завывал ветер, а когда он на мгновение стихал, слышался отдаленный рокот… Мы услышали его, но не сразу поняли, что шум этот какой-то странный, нездешний. Все трое мы бросились к окнам.
Огромные окна были похожи на громадную стеклянную стену, за которой открывалась широкая панорама, словно на экране с трехмерным голографическим изображением: ирреальное пространство, серые глетчеры, повисшие в сером воздухе. И вдруг совсем неожиданно: бледно-желтые вспышки, проблески огня, на какой-то миг склоны окутались желтой светящейся пылью. За вспышками вновь раздался оглушительный грохот, разорванный порывами ветра, похожий на громовые раскаты.
Затем мерцающий свет опустился в ледяную котловину. Нам удалось разглядеть черное шарообразное тело с чем-то вроде полозьев по бокам.
Что делать? Выбежать из дома на ледяное поле, навстречу вьюге, колючему ветру? До сих пор это никому даже в голову не приходило; прогулки здесь были нежелательны — воздух мог содержать ядовитые газы или болезнетворные вирусы, к тому же отравленным мог оказаться и сам лед, замерзший конденсат радиоактивных растворов. Впрочем, чтобы выйти наружу, у нас не было ни шуб, ни шапок, ни теплых сапог, ни рукавиц. А еще понадобились бы альпенштоки, веревки для страховки, иначе ни за что не устоять под порывами ветра, который уносит все, что не прибито или не привязано.
Читать дальше