Борис Шейнин - В недрах планеты

— Давление? — Только что я слышал шепот Егорова, а теперь мне кажется, что он кричит.

— Двести шестьдесят тысяч атмосфер… — отвечает Таланин.

— Совпадает с расчетом. Температура?

— Тысяча девятьсот пять.

— Тоже совпадает. Химический состав?

— Обычный. Несколько повышена концентрация серы и кислорода.

— Для корабля это не опасно…

А на экране — раскаленные добела породы. Вот он, неизвестный барьер. Остановив корабль, приборы предупредили нас об опасности, которую не предусмотрели да и не могли предусмотреть составители программы. Что же это за опасность? Нам предстояло найти ответ на этот вопрос.

Таланин освобождает ограничитель программного устройства и сам садится за руль. Словно нехотя, преодолевая немое сопротивление механизмов, сдвигается с места корабль.

Заголосила сирена.

На пульте вспыхивает табло с изображением контура корабля. Меняются цифры, отмечающие толщину оболочки… 300… 295… 290… Это горит обшивка. Мы охвачены пламенем! С катастрофической быстротой пожирает оно тело корабля.

Таланин дает обратный ход.

Когда прекращается наконец страшная пляска цифр на табло, Таланин выключает двигатель и стирает с лица капельки влаги.

— Ничего не понимаю! — Теперь голос Егорова звучит спокойно, даже буднично, как всегда, когда особенно напряженно работает его мысль. — Ни с того ни с сего — какие-то дьявольски агрессивные соединения кислорода и серы… Можно допустить, что это активные радикалы… Но откуда им взяться на такой глубине? Любые соединения серы распадаются при восьмистах градусах… А здесь — вдвое больше…

— Давай рассуждать логично… — предлагает Таланин. — До того, как корабль вошел в эту зону, соединений не было?

— Да откуда им здесь быть! Конечно, не было…

— Так. Значит, дело вот в чем: агрессивные соединения возникли здесь лишь тогда, когда появился корабль.

— Это же абсурд!

Корабль неподвижно висит над загадочным барьером. Изменен обычный распорядок. Три дня и три ночи сжимаются в какой-то напряженный сгусток времени. Никогда еще с начала нашего путешествия судьба экспедиции не зависела до такой степени от наших решений. Ни одна самая «умная» машина не могла принять их за нас. Десятки гипотез, порой взаимоисключающих, были выдвинуты, проверены, отвергнуты.

А ответ лежал совсем рядом и, как всегда, оказался удивительно прост.

— Друзья… Поздравляю вас… — волнуясь от радости, говорит Егоров. Он торжественно разливает из термоса в полиэтиленовые чашечки горячий кофе. Экспедиция выполнила свою задачу. Тайна загадочного барьера раскрыта… В двух словах: это обычное для подобных глубин вещество, но с повышенным содержанием серы и кислорода. В месте соприкосновения оболочки корабля с этим веществом сера и кислород образуют активные радикалы — чрезвычайно агрессивные соединения, до сих пор почти не исследованные наукой.

Теперь слово за химиками, — продолжает Егоров — Будем надеяться, что они найдут способ тормозить эту реакцию, и тогда подземные корабли пойдут еще дальше, к неведомым пока глубинам планеты, к земному ядру…

— А нам… возвращаться? — спрашивает Таланин. Его лицо становится серьезным.

— Задача, поставленная перед экспедицией, выполнена.

— В общем, да. Но дело в том, что мы не узнали, как далеко простирается этот барьер.

Таланин ставит на стол свою чашечку. Ставит чашечку и Егоров.

— Это узнает следующая экспедиция.

— Но дело в том, что можем узнать мы…

Егоров качает головой.

— Можем, — повторяет Таланин. Он подходит к табло. — Смотрите… По толщине обшивка корабля имеет почти десятикратный запас прочности. Потеря небольшого слоя ее совершенно не отразится на корабле.

— Ты предлагаешь двигаться в опасную зону?

— Да…

— А если оболочки не хватит на то, чтобы пройти барьер? Если он окажется слишком мощным?

— Вот тогда возвращаться. Но уже с представлением о барьере. Я составлю программу таким образом, чтобы корабль шел лишь до тех пор, пока утоньшение оболочки не достигнет критической величины… Если же нам удастся проскочить, то… — Таланин не заканчивает фразы…

Он смотрит на меня.

Чуть улыбаясь, смотрит на меня и Егоров.

— А что скажет медицина?

— Предложение Сергея Петровича заманчиво, но…

— Заманчиво? Замечательное предложение! — вырывается у Егорова. — Замечательное!