Роджер Желязны - Мастер снов

- Да, - ответил Рендер.

- Я вот что подумал: почему не напишут больше об этих ангельских вещах?

- Лет через пять - десять, а может и раньше - напишут. Но сейчас использование прямой записи ограничено - только для квалифицированного персонала.

- Почему?

- Видите ли... - Рендер сделал паузу, чтобы закурить - если быть полностью откровенным, то вся эта область под контролем, пока мы не узнаем о ней побольше. Если это дело широко обнародовать, его могут использовать в коммерческих целях... и, возможно, с катастрофическими последствиями.

- Что вы имеете в виду?

- Я имею в виду, что мог бы взять вполне стабильную личность и построить в ее мозгу любой вид сна, какой вы могли бы назвать, и множество таких, что вы назвать не сможете - сон с градацией от насилия и секса до садизма и извращений, сон о заговоре с полным участием истории или ограниченный самим безумием; сон о немедленном выполнении любого желания. Я даже мог ввести визуальное искусство, от экспрессионизма до сюрреализма, если хотите. Сон о насилии в кубистической постановке - нравится? Прекрасно. Можете даже стать лошадью Герники. Я мог бы записать все это и проиграть вам или кому угодно множество раз.

- Вы Бог!

- Да, Бог. Я мог бы сделать Богом и вас тоже, если бы вы захотели, мог бы сделать вас Создателем и оставить вас на полные семь дней. Я управляю чувством времени, внутренними часами и могу растянуть реальную минуту в субъективные часы.

- Рано или поздно такие вещи произойдут, не так ли?

- Да.

- И каковы будут результаты?

- Никто не знает.

- Босс, - тихо сказала Бинни, - вы могли бы снова вернуть к жизни воспоминания? Могли бы воскресить что-то из прошлого и дать ему жизнь в мозгу человека, и чтобы все это было бы реальным?

Рендер прикусил губу и как-то странно поглядел на нее.

- Да, - сказал он после долгой паузы, - но это не было бы добрым делом. Это поощряло бы жизнь в прошлом, которое теперь не существует. Это нанесло бы ущерб умственному здоровью. Это регресс, атавизм, невротический уход в прошлое.

Комната наполнилась звуками "Лебединого озера".

- И все-таки, - сказала Бинни, - я хотела бы снова стать лебедем.

Она медленно встала и сделала несколько неуклюжих па - отяжелевший, подвыпивший лебедь в красновато-коричневой одежде. Затем она покраснела и поспешно села, но засмеялась, и все засмеялись с ней.

- А куда вы хотели бы вернуться? - спросил Минтон Хейделла.

Маленький доктор улыбнулся. - В один летний уикэнд моего третьего года в медицинской школе, - сказал он. - Да, я истрепал бы эту ленту за неделю. А как насчет тебя, сынок? - спросил он Питера.

- Я слишком мал, чтобы иметь какие-то хорошие воспоминания, - ответил Пит. - А вы, Джил?

- Не знаю... Я думаю, я хотела бы снова стать маленькой девочкой, и чтобы папа - я имею в виду моего отца - читал мне воскресными зимними вечерами. - Она взглянула на Рендера. - А ты, Чарли? Если бы ты не был в данный момент профессионалом, в каком времени ты хотел бы быть?

- В этом самом, - с улыбкой ответил он. - Я счастлив как раз там, где я есть, в настоящем, которому принадлежу.

- Ты и в самом деле счастлив?

- Да, - сказал он и взял еще бокал пунша. - Я и в самом деле счастлив. - Он засмеялся.

Позади него послышалось тихое посапывание. Бинни задремала.

А музыка кружилась и кружилась, и Джил смотрела на Рендеров - то на отца, то на сына. Лодыжка Питера снова была в гипсе. Сейчас мальчик зевал. Она смотрела на него. Кем он будет через десять-пятнадцать лет? Вспыхнувшим гением? Мастером какой-нибудь еще неисследованной величины? Она смотрела на Питера, а он следил за отцом.

- ...но это могло быть подлинной формой искусства, - говорил Минтон, - и я не понимаю, чего ради цензура...

Она посмотрела на Рендера.

- Человек не имеет права быть безумным, - сказал Рендер, - и никто больше не имеет права на самоубийство...

Она коснулась его руки. Он вздрогнул, как бы проснувшись, и отдернул руку.

- Я устала, - сказала она. - Ты не отвезешь меня домой?

- Чуть позже, - ответил он. - Дай Бинни еще немножко подремать. - И он снова повернулся к Минтону.

Питер повернулся к Джил и улыбнулся.

Она внезапно почувствовала, что и в самом деле очень устала. А ведь раньше она очень любила Рождество.

Бинни продолжала похрапывать; время от времени слабая улыбка мелькала на ее лице. Видимо, она танцевала.

Где-то человек по имени Пьер кричал, вероятно, потому, что он больше не был человеком по имени Пьер.

Я? Я жизненный, как говорит ваш еженедельник Тайм. Подхожу к удару по морде, Чарли. Нет, не по ТВОЕЙ морде! По моей! Понятно? Вот так. Такое выражение всегда приходит к человеку, когда он смотрит на заголовок, уже прочтя статью от начала до конца. Но тогда уже поздно. Да, конечно, они желают добра, но ведь понятно...