Олег Никитин - Стеклянная пыль

— У меня совсем немного времени до следующего цикла, Берни, — сказал лорд Хенрик. — Ты никогда по-настоящему не любил меня, а ложные человеческие чувства здесь не имеют значения, поэтому поспешим.

Он поднял руку, и наши бестелесные, яркие тени оторвались от волнующейся поверхности. Мы взлетали все выше и выше, миновав клубящуюся воронку. Яркая изумрудная дымка окутывала призрачную страну, ее края закруглялись, истончались и исчезали в глубокой, бездонной черноте, даже сквозь сияние производившей пугающее впечатление.

— Вот он, Океан Забвения, место, где в последнее время пропадают наши старшие товарищи, — напряженно произнес Хенрик, разводя в стороны руки. — Он повсюду, и берега его все ближе и ближе, оттуда невозможно вернуться, а скоро будет и некуда…

Я оторвал взгляд от его слегка плывущего лица и вежливо осмотрелся.

— Но почему он забирает вас? Неужели ничего нельзя сделать, чтобы остановить его?

— Вы слишком многого от нас хотели, Бернард, и вы ослабили нас. Наши силы на исходе. — Мягкая печальная гримаса исказила молодое лицо моего отца, по нему прошла зыбкая рябь. — Многие из нас, те, что пришли первыми, уже канули в Океане Забвения, скоро придет и мой черед. Я знаю это, и потому свет и тепло мои слабы. Я жалею только о том, что не смог дождаться твою мать… я за многое попросил бы у нее прощения. Если ты ее когда-нибудь увидишь, передай ей, что я еще тогда простил ее, почти сразу после ее ухода.

Пока он говорил, мы стремительно спускались, черная кайма вокруг мира исчезла за горизонтом, оставив лишь смутное чувство безысходности.

— Она и в самом деле была в чем-то виновна?

— Разумеется, сынок, — удивился лорд Хенрик.

По его "телу" вновь пробежала волна, оно побелело, очертания его постепенно смазывались. Цельное, неуловимо гармоничное облачко поплыло наверх, по направлению к нижней воронке, и слилось с ней, став, наверное, одной из деталей какой-нибудь текучей конструкции.

Я опустил взгляд и с удивлением обнаружил себя на берегу моря, неправдоподобно чистого и волнующегося. На абсолютно пустом берегу, в нескольких шагах от прибоя, спиной ко мне сидел обнаженный мальчик лет пятнадцати. Увлеченный постройкой песочного замка, он не замети моего появления, и только когда я навис над его постройкой, поднял на меня ясный взгляд.

— Папа! — воскликнул он, но не сделал попытки встать и подойти ко мне. Я опустился на колени напротив него, с изумлением всматриваясь в черты его лица. По каким-то неясным мне самому признакам я догадался, что ему вскоре также предстоит начать новый цикл.

— Почему ты почти взрослый? — потрясенно спросил я.

— Это просто, — ответил он. — Помоги мне, пожалуйста, пока не пришла волна. Все дети здесь шестнадцатилетние, это самый лучший возраст для радости. Мы все здесь только для этого, мне дедушка говорил, а он никогда не обманывает. Ведь если нам будет грустно, вам будет темно и холодно. Я хотел бы быть похожим на тебя, — неожиданно признался он.

Мы спешно достроили башенки и мостики, и как раз вовремя — пришла большая волна и смыла наше творение, оставив лишь коричневые оплывшие холмики. Бернард-младший звонко рассмеялся и побежал за хищной волной, взмахивая руками, и рассеянный свет странным образом играл в крупных брызгах морской воды. Я бросился было за ним, но он плавал гораздо быстрее и лучше меня, и я остался на берегу, а его круглая голова какое-то время еще мелькала в зелено-голубом море. Затем он почти незаметно растворился в небе.

Сквозь странную пелену в глазах я посмотрел на призрачный мир, но больше никто не пришел поговорить со мной. Этим душам, когда-то бывшим такими же, как я, людьми, если они заметили мое присутствие, нечего было сказать мне.

А невидимая отсюда бесконечная черная пустота приближалась, и даже на таком большом расстоянии я ощущал ее холод.

Мне и в самом деле было холодно, несмотря на теплое одеяло и три почти бесполезных кристалла, разложенных рядом с моей старой кроватью. Завидная регулярность, с которой я приходил в сознание в доме Реднапа, привела меня в смущение, я заворочался и попытался подать голос, но мои окаменевшие связки исторгли только нечленораздельное мычание.

Поблизости кто-то вскрикнул, и в поле зрения возникло возбужденное, слегка помятое, но милое лицо Агнессы, на котором сияли ее покрасневшие глаза. По-моему, впервые со времен памятного похода она полностью пренебрегла макияжем. Она почему-то прижалась головой к моей груди и заревела. Ввергнутый в недоумение, я погладил ее по волосам и пробормотал что-то успокаивающее.