Михаил Белов - Улыбка Мицара

В кабинет вошла Наташа. Тарханов внимательно посмотрел на нее. Она изменилась за три года. Когда он с ней встретился впервые, она была неуклюжим подростком. Теперь перед ним стояла молодая женщина в полном расцвете сил. Почему он расстается с ней? Кто гонит его в звездную бездну? Но она всегда будет рядом с ним. Her, не будет. Почему в дальние полеты нельзя взять любимую?..

Было начало осени, когда они покинули заволжский дом. Безоблачное небо висело над землей. Дорога показалась короткой. И вот перед ними — огромная площадь космодрома. Вдали, задрав нос к небу, возвышалась громада звездолета «Уссури». Напротив переполненные трибуны. Переливы красок разноцветных одежд. Шум, похожий на гул вулкана.

Председатель Звездного Совета вручил Тарханову рейсовые документы и бортовой журнал.

Тарханов любил эти предстартовые минуты. Но сегодня почему-то он не испытывал обычного душевного подъема.

Ровно в двенадцать часов звездолетчики в белых космических костюмах на белых машинах выехали из главных ворот, чтобы сделать традиционный круг прощания с землянами. Десятки тысяч людей аплодировали звездолетчикам. Потом они стояли лицом к лицу и смотрели друг на друга — звездолетчики и провожающие их в далекий путь. Минута молчания перед расставанием Минута, длинная, как вечность, последняя, единственн&я. Тарханов посмотрел на небо, на Наташу, поднял руку и сказал:

— Прощайте, земляне!

Пестрое море колыхнулось перед ним яркими косынками, белыми панамками, соломенными шляпами:

— Доброго тебе пути, звездолетчик!

Тарханов приветливо поднял руку и сделал шаг к лестнице. Ступенька. Еще ступенька. Последняя. И дорога к звездолету. Прямая, длинная, зеленая. Дорога к звездам. Она всегда зеленая — зимой и летом, весной и осенью. По ней ходят только звездолетчики. Когда улетают. И когда прилетают.

Наташа шла следом за ним, потом взяла его за руку. Тарханов медленно перевел взгляд на жену и подумал:

«Тебе тяжелее, чем мне». Эскалатор поднял их в кабину командора. Наташа села в кресло. Тарханов подошел к светло-голубой панели со множеством кнопок.

— Ты уже далеко от меня, Ритмин, — услышал он голос Наташи.

Тарханов круто повернулся и подошел к ней, приподнял на руки.

— Посиди здесь, Ната, — сказал он. — Кресло командора. Мое кресло. Я буду сидеть на нем долгие-долгие годы н управлять кораблем. Я…

Металлический голос из репродуктора не дал договорить:

— До старта осталось тридцать минут. Тридцать минут до старта. Наталья Андреевна Тарханова, просим вас покинуть звездолет.

Она посмотрела на Ритмина:

— Уже?

Он кивнул головой:

— Прощай, родная.

— Боже, какое жестокое слово…

…Воздушные тягачи с двух сторон подхватили гигантский звездолет и плавно поплыли в небо. В иллюминаторы Тарханов видел, как Наташа медленно брела по звездной дороге к трибунам. Потом исчезла. Мелодичный звон предупреждал, что звездолет вышел на стартовую высоту. Связь с внешним миром автоматически прервалась.

Тарханов нажал на стартовую кнопку. Бесконечная радость движения охватила его. Двигаться навстречу новым мирам, новым солнцам…

Звездолет летел со скоростью шестьдесят тысяч километров в секунду. Скорость громадная по земным масштабам и ничтожно малая — по космической шкале. Тарханов сидел в глубоком кресле и с каким-то детским удивлением рассматривал звездный мир. В эти минуты он забыл обо всем на свете. Куда ни глянь, везде звезды. Их больше, они ярче, чем на Земле. А созвездия? Вытянув шею и распластав крылья, летит Лебедь. Прямым поясом из трех звезд затянут Орион. Кассиопея… Как же вы далеки, сверкающие миры!

Ровно мигают зеленые глазки приборов. Будущее неопределенно, но в неопределенности своей радостно и интересно. Прошлое еще рядом и властно над мыслью, но уже далеко-далеко и с каждой секундой становится все дальше. И каждый миг все глубже и шире развертывается пропасть между прошлым и настоящим, и так ясно понимается сладостный ужас быстро бегущего и не останавливающегося времени. Еще ярки и милы и красками жизни сверкают покинутые дорогие лица, но уже пала на них слабая, еле зримая тень. Беззвучно реют они перед глазами, улыбаются, но в улыбке их тихая грусть. А звездолет несется все дальше в глубь Вселенной. Торжественно и согласно чеканят приборы: «Пи-пи-пи». Они как бы тоже прощаются с Землей и тоже грустят о прошлом. Грусть нужна человеку так же, как победа в дальнем походе в звездный мир.