Олег Синицын - Скалолазка и мировое древо

Если мальчишка не проснулся, он сгорит заживо.

— Эй! — заорала я, надеясь, что он услышит. — Просыпайся! Э-эй!!

Воздух наполнился дымом и гарью, стало трудно дышать. На пути попалась лощина — о, счастье! Я кинулась на ее дно и повалилась в ледяной ручей. Огонь спустился за мной следом, проворно перепрыгнул по камышам через узкое русло и полетел дальше. Окруженная горящей травой, я каталась по воде грудью и спиной, стремясь как можно обильнее намочить ткань.

Берлогу едва отыскала. Пожар изменил местность до неузнаваемости. Все вокруг полыхало, и лишь намоченная в воде простыня защищала меня от убийственного жара.

— Эй! — заорала я во все горло. — Мальчик!!! Где ты?!!

Нет ответа. Треск лопающихся сучьев заглушал любые звуки.

Я отыскала провал в буреломе, через который вчера пробиралась к берлоге. Теперь это было крохотное оконце в стене огня. Может, мальчишка убежал? Услышал гул вертолета, проснулся, почувствовал дым. Дай бог, если так...

— Помогите! — раздался сквозь рев пламени тонкий голосок.

Я накинула мокрое сари на голову и ринулась сквозь огонь. Тысячи раскаленных иголок вонзились в плечи и спину, под волосами стало жарко. Как бы они не вспыхнули.

Мальчишка никуда не убежал. Он оставался в своей берлоге: свернулся калачиком в нише под скалой и жалобно хныкал. Весь в поту, глаза пьяные — успел надышаться угарным газом. Жар здесь стоял, как в топке.

Я взяла его за руку. Он потрясенно уставился на меня.

— Можешь идти?

— А?

— Ты можешь идти? — повторила я членораздельно.

— Я боюсь огонь!

— Не бойся, — сказала я, пытаясь вызвать у него доверие. Спину жгло нещадно, вода из накидки давно испарилась. — Я накрою тебя простыней, она защитит от огня.

Он обхватил меня руками за пояс и крепко прижался к бедру. Господи, он совсем ребенок! Я накрыла его с головой, и мы бросились назад, сквозь стену пламени.

Сквозь полыхающий лес мы продирались из последних сил. Земля в прямом смысле горела под ногами. На моих голенях от ожогов не осталось живого места. Сухие стволы полыхали высокими факелами, дым плотным войлочным одеялом затянул все вокруг. Мы дышали сквозь одежду, но она почти не защищала от дыма, и кислорода катастрофически не хватало. Стало понятно, что тем путем, которым я пришла сюда, из леса не выбраться. Мы либо сгорим, либо задохнемся.

И тогда я обратила взор на скалистый отрог с крутыми склонами. Длинный, изогнутый полумесяцем, он стоял рядом с лесом, возвышаясь над деревьями. Я устремилась к нему, обходя особенно яростные очаги и таща за руку мальчишку. В одном месте, где языки пламени не касались скал, а лишь стелился дым пожарища, мы остановились.

— По скалам лазать умеешь? — спросила я спутника.

Он прокашлялся и с жалостью посмотрел на меня:

— Я уметь! Я ведь собирать горный хрусталь! Но как вы?

— Полезай первым. За меня не беспокойся.

Он полез наверх по выступам на внутреннем угле скалы. Неумело, по-простецки, словно на дерево карабкался. С подобной техникой на серьезном подъеме можно шею свернуть, но сейчас сойдет и такая.

Мальчишка взобрался на промежуточную площадку метрах в восьми от земли и свесил голову, глядя на меня. Я подтянула сари повыше, чтобы освободить ноги. И молниеносно влетела по склону.

Дыма здесь было меньше.

Мальчишка сидел на пятой точке и таращился на меня. Глаза как чайные блюдца.

— Ну чего смотришь? — усмехнулась я.

— Как вы это... кулак в щель?

— Техника такая. Называется заклинивание частей тела на подъеме.

— Почему вы уметь так?

Надо бы ему подтянуть английский. А то язык Шекспира ухо режет.

— Скалолазанием занимаюсь. Хватит с тебя ликбеза. Нужно выше подниматься, здесь тоже много дыма... Ты ведь лазал по этим горам? Небось знаешь все здешние маршруты?

— Да! Я все знать! Нужно забраться тот гребень. Он к реке!

— Спускается к реке?

— Да, да, — обрадовался мальчишка.

— Как тебя звать, дитя? — спросила я, протягивая руку. Он робко пожал ее и ответил, повергнув меня в шок:

— Максим.

Переключатель в моей голове заело секунды на три. Затем все же удалось вернуться к родному языку:

— Максим? Так ты русский?

Он был удивлен не меньше моего. И ответил на хорошем русском — у меня аж на душе потеплело:

— У меня мама русская. Она живет там... — Он махнул рукой в сторону гор за рекой. — ...за пределами долины. А ты что, тоже русская?

— Нет, афроамериканка... Конечно, русская!