Олег Синицын - Скалолазка и мировое древо

— Должна заметить, что вообще-то ты настоящий бандит, — сказала я строго. — Надо же, сбежал из дома! Мама, наверное, места себе не находит!

— Не-а, — беспечно ответил он. — Она не беспокоится.

— Это почему?

— Она думает, что меня нет в живых.

— Думает, что ты погиб под завалом?

— Что-то вроде.

Я все равно не поняла, но больше не спрашивала. Неловко было. К тому же вскоре мы спустились к реке.

Солнце заняло место посредине неба и принялось за вчерашнее — палило на полную катушку. Будто нам мало пожара, из которого мы только что вышли. Дым от последнего поднимался из-за гребня отрога и затянул небо на западе предгрозовым облаком.

Страшно хотелось есть. Перед глазами стоял вчерашний стол в деревне жевунов, и это видение отдавалось свербящей резью в желудке, словно какие-то карлики изнутри дырявили его электродрелями.

Максимка первым спустился к речке. Он изможденно опустился на камни и, погрузив лицо в воду, пролежал так не меньше минуты. Пока он приходил в себя, я скрылась за кустами, где сняла сари с намерением выстирать его. Потерла песком, прополоскала в воде — гарь и копоть смылись. Разложенное на кустах, оно высохло на солнечном пекле за десять минут.

Максимка появился неожиданно, когда я только начала заворачиваться.

Я рассерженно прикрикнула на него:

— Ты что подглядываешь? А ну марш отсюда!

Он смущенно юркнул за кусты и пробурчал оттуда:

— Я не подглядываю. Не заматывайся плотно. Пойдём покажу чего.

Когда я вышла к нему, он сидел на камне и мял в руках большой комок сине-фиолетовой грязи.

— Садись. — Он указал на валун напротив себя.

Я последовала указанию. Он положил мою правую ногу себе на колени и стал обмазывать грязью. При первом касании я ойкнула. Но затем ощутила, что боль от ожогов стала проходить. Она словно перетекала в липкую массу, которой мальчишка обмазывал мои ноги.

Вскоре передо мной лежали два затвердевших столбика. При виде их сразу вспомнилось, как я валялась на вытяжке в хирургическом после глупейшего срыва в Карпатах. Моя левая нога также была закована в гипс по самое колено. В тот раз надо мной колдовали люди в белых халатах, сейчас почти тем же занимается одиннадцатилетний пацан. Я стала фантазировать, как смываю грязь и вместо обожженных (а еще побитых и пару раз ломаных конечностей) получаю новенькие сверкающие ножки, в которых хоть на подиум! Эта мечта была такой сладкой, что даже голод поутих.

Грязь на солнышке быстро высохла и потрескалась. Боль в ногах прошла.

— Спасибо, — поблагодарила я, смывая грязь.

— Лучше стало?

— Намного.

Максимка сидел на большом валуне и раскладывал на нем содержимое карманов. Рыболовный крючок и леска (очевидно, та, которой он зашивал себе ногу), половинка яблока, перочинный ножик, скрученный пустой бурдюк, маленькая складная лопатка, несколько стеклянных осколков и два пестрых камня — наверное, кремень с огнивом.

— Это все, что осталось от хрусталя, — сказал он, горестно оглядывая осколки.

— Да ничего не случится с твоим хрусталем! Вернешься в свою берлогу, когда пожар закончится, и заберешь его. Тебе в этом смысле легче. Ничего не потерял. А вот я осталась без своей привычной одежды. Мне бы хоть джинсы какие вместо этого сари. Знаешь, как неудобно в нем путешествовать!

— А разве женщины ходят в джинсах? — спросил он.

— Ходят.

— Почему?

Почему. Как ему ответить? Это модно и удобно... Хотя нет. Современная женщина влезла в джинсы, чтобы завоевать территории, на которых издавна господствуют мужчины: добыча денег, карьера, политика... А может, и нет. Сказать по правде, я и сама толком не знаю, зачем хожу в джинсах.

— А муж у тебя есть? — спросил Максим, не дождавшись ответа на предыдущий вопрос.

Пришлось снова задуматься.

— Трудно сказать.

— Как это? Муж либо есть, либо нет!

— Либо он был. Слушай, на пустой желудок ты задаешь слишком много вопросов. Где бы еды раздобыть? У меня была огромная сумка с продуктами, но её отобрал один бандит с большой дороги.

— Подумаешь, еда!— воскликнул Максимка поспешно. — Велика проблема! Я сейчас рыбы наловлю.

И действительно. Он закинул в речку леску, и вскоре на прибрежных камнях выгибались пять речных форелей — две крупные и три помельче.

Сперва мальчишка развел костер. Затем несколькими привычными, почти профессиональными движениями выпотрошил рыбу, обмазал ее глиной и положил в огонь. Приготовился фа-антастический деликатес! Рыбья кожа отвалилась вместе с кусками расколотой глины, обнажив сочное белое мясо, которое источало одуряющий аромат. Карлики с электродрелями в моем желудке заработали с удвоенной силой, пока я не проглотила первые куски.