Алексей Резник - Хроника пикирующего района

А в следующую секунду Сергей Алексеевич увидел Шершней-Убийц – совершенно чудовищных насекомых, каждое из которых достигало не менее пятнадцати сантиметров в длину, не считая черной иглы жала, нацеленного на многочисленных потенциальных врагов из под низко опущенного полосатого брюха. Шершни вылетели откуда-то сквозь, внезапно серебристо засиявшую непроницаемую пелену, на миг застлавшую близорукие глаза Мухоргина плотным занавесом. Адские насекомые не тронули Сергея Алексеевича, но все как один злорадно посверкали ему в лицо, словно автомобили фарами, черными фасетчатыми глазищами, после чего, беспрекословно подчинившись телепатической команде самого крупного шершня, летевшего во главе стаи, видимо – вожака, умчались куда-то вслед за уже исчезнувшей в пыльных сумеречных далях «бешеной электричкой», распространяя на много метров вокруг грозное басовитое жужжание.

«Если здесь живут шершни, то должны обитать и пчелы!» – с надеждой подумал Мухоргин, опять оставшись в одиночестве и отчаянно, но, тщетно, пытаясь вспомнить, когда и при каких обстоятельствах он сел в эту электричку, как его, вообще, могло занести в столь жуткое, тоскливое и заброшенное место, каким, по всей видимости, являлось это самое Мертвоконево. Название станции, выведенное крупными черными буквами, он прочитал на покосившейся вывеске, прикрепленной к фронтону небольшого деревянного здания местного вокзала. Непосредственно над вывеской с названием станции, на коньке крыши, видимо, для вящей наглядности, был прикреплен выбеленный ветрами и дождями, жутко оскалившийся лошадиный череп. Узкие, густо запыленные окошки вокзального здания, своей явной непрозрачностью и безжизненностью, сильно смахивали на глаза безнадежно больного человека, впавшего в состояние глубочайшей комы. У Мухоргина появилась необъяснимая уверенность, что внутрь этого умершего естественной смертью вокзала, давно уже не ступала нога живого человека, точно также, как и давно никто не ходил по щербатому потрескавшемуся перрону, на котором он сейчас стоял и смотрел в открывшиеся ему туманные пыльные дали, размывавшие контуры, и очертания домов села Мертвоконево.

С обеих сторон село охватывала черная полоса густого соснового бора. В прощальных лучах низко висевшего солнца, то там, то сям позолоченным печальным алым светом вспыхивала обнаженная сосновая кора. Мухоргину стало ясно, что скоро наступит беспросветно-темная ночь и до ее наступления, во что бы то ни стало, необходимо было найти более или менее безопасный ночлег. «Должны же здесь найтись хоть какие-нибудь добрые люди, что-нибудь знающие о пчеловодах! А может мне несказанно повезет, и я наткнусь непосредственно на самих пчеловодов!» – не особенно весело размышлял Сергей Алексеевич, быстро шагая порывистой нервной походкой по узкой тропинке, петляющей через заросли крапивы, полыни и лопухов, от станционного перрона по направлению к беспорядочно разбросанным группам сельских домов.

Он долго бесплодно блуждал по кривым замусоренным улицам, не повстречав ни единого человека, но зато повсюду провожаемый яростным лаем собак, раздававшимся из-за забора фактически каждого дома. Ставни во всех, без исключения, были плотно закрыты, а сквозь щели пробивались лучики тусклого темно-желтого света, бросавшие в толщу сгущавшихся сумерек слабые блики. Ночь наваливалась неудержимо, в небесах загорались первые звезды и начали вычерчиваться контуры идеально круглой огромной луны. «Здесь, наверное, всегда стоит полнолуние!» – отчего-то подумалось Мухоргину, и он с тоскливой ненавистью огляделся по сторонам, решив, что придется, как ни крути, заночевать на улице, где его сожрут живьем комары или… еще кто-нибудь сожрет, покруче, комаров. Комары, кстати, с приближением ночи, появились в изобилии, наполнив воздух звоном омерзительного кровожадного пения. Вели они себя очень агрессивно, и Мухоргину то и дело приходилось давать самому себе звучные увесистые оплеухи.

В конце-концов, он все-таки сумел найти себе ночлег – на самом краю села, возле кромки леса ему открыла дверь какая-то сердобольная одинокая старушка. Старушка как-то, по особенному, оценивающе осмотрела Сергея Алексеевича, смиренно застывшего у порога при тусклом свете керосиновой лампы и, по ей одной известным признакам, решив, что он совершенно безопасен, впустила несчастного неприкаянного путешественника по пространству и времени в свой маленький бревенчатый домик.