Михаил Зайцев - Провокация

Ларин встал строго боком к Зубову. Левую руку спрятал за спину, правую выставил перед собой. Его стойка напоминала и позицию фехтовальщика, и позу дуэлянта-пистолетчика.

Зубов остался стоять строго фронтально по отношению к противнику. Чуть согнутые в коленях ноги на ширине плеч, спина чуть горбится, обе наладонные сеточки «смотрят» на Ларина.

— Алексей, Алешенька, сынок, тебя сумасшедший стойкам учил или слабоумный?

Зубов улыбнулся, крепко сжал кулаки и судорожно их разжал. Пара шаровых молний, два светящихся шарика, метнулись к Ларину. Оба летели мимо. Стойка боком к противнику сокращает площадь возможного поражения до минимума, что, ясен пень, максимально затрудняет прицеливание. На шарик, который пролетал слева, Ларин не обратил внимания, а шарик, что должен был пролететь по правому боку, вниманием удостоил — тыльной стороной кулака отправил молнию-шарик обратно. Разжал кулак и вдогон отбитой молнии пустил свой шарообразный заряд.

Отбитый заряд-шарик попал Зубову в грудь, «свояк» угодил точно в лоб. Хлопки прозвучали один за другим, с паузой в четверть секунды, оба шаровых разряда рассыпались ворохом искр, и Зубов, который и не пытался увернуться либо парировать молнии, заорал, заревел, срывая голосовые связки. Но то был отнюдь не вопль боли, а сошедший на хрип крик первобытной ярости, лютой ненависти, отчаянной и безумной решимости.

Зубов страшно оскалился, его улыбающееся до того лицо вдруг стало похожим на звериную морду. Потухли огоньки разума в глазах, на губах выступила пена, кожа побагровела, бусинки пота покатились по обожженному молнией лбу.

— Берсерк... — прошептал Федор Палыч, хватаясь за сердце. — Как же я сразу не...

— Саня! — Баранкин оттолкнул кресло вместе с начальником, хлопнув рукой по столешнице, перемахнул через начальственный стол, как через гимнастического коня. — Саньку спасать надо!

Вова шарахнул дверью об стену — аж штукатурка посыпалась с потолка. Из кабинета Баранкин вылетел пулей, а Федор Палыч, наоборот, раскис, оплыл в кресле, точно из его мягкого тела выдернули каркас-стержень.

— Вова, нельзя... — севшим голосом бубнил Федор Палыч. — Нельзя, Вова, берсерков нельзя трогать, Вова... — Федор Палыч бубнил, понимая, что Баранкин его не слышит, что остановить его невозможно, что Володя Баранкин знает, на что идет, точнее — бежит.

А на полиэкране монитора берсерк Зубов во всех ракурсах пер в атаку. Саня Ларин отступил к стене, переключил «варежку» на режим «предельно допустимый» и метал-метал-метал молнии одну за другой, одну за другой, и еще другую, и еще одну, со скоростью пулемета. Берсерк искрил, как бенгальский огонь в праздник. Зубов прикрыл локтем глаза. Кажется, левый глаз Санька ему прижег, но рычит и хрипит берсерк по-прежнему вовсе не от боли. У берсерков совершенно особые взаимоотношения с болью, а что такое болевой шок, им вообще неведомо. А еще берсеркам, как утверждает фольклор, неведомо и такое понятие, как смерть.

Фольклор, разумеется, врет. Берсерки смертны. Во времена борьбы с партизанами их гибло немерено. В те судьбоносные времена прививку, которая превращает человека в берсерка, делали лицам обоего пола с коэффициентом выше 84%, желающим зарабатывать сразу и много.

Вампиры из сказок не в силах войти в дом, пока жертва сама не позовет в гости. Берсерки звереют только в ответ на опасность. Сдобренная болевыми импульсами опасность их только раззадоривает, их нельзя трогать! Они шизики-мазохисты! Во времена борьбы с партизанами берсерки еще и улицы больших городов патрулировали. Они носили специальные опознавательные знаки, и никто, кроме самоубийц, не смел им перечить.

После того, как с партизанами было покончено, поступила команда прекратить штамповку берсерков. Но страшный дар к зверству — наверное, правильнее писать «дар» в кавычках — иногда передавался по наследству. Иногда, слава Богу. Лишь иногда.

«Дар» проявляется в отрочестве. И отроки, и отроковицы, наделенные «даром», но с низким коэффициентом лояльности исчезали бесследно. Их отбраковывали. Прочих брали служить в полицию. Слава Богу, от поколения к поколению берсерков будет рождаться все меньше и меньше. И уже сегодня, хвала Сестре, они редкость, реликты.

Сегодняшние берсерки добились права на инкогнито. Сегодня они — живая тест-система на уставные отношения в коллективах. Как сказочные вампиры умеют напрашиваться в гости, так и берсерки учатся пассивно провоцировать конфликты, чреватые направленной на них агрессией. Чреватые болью. Возможно, Зубов и отказался бы спарринговать в защитных костюмах, как алкоголик отказывается от безалкогольного пива. Берсерк алчет реальной драки, ему нужны настоящие опасности и боль-стимулятор.