Александр Фролов - Гребень Дракона

– Что ты! Наоборот! Мозг разгружается в Архив от справочного, мемуарного и другого ненужного хлама, и это дает свободу оперативному мышлению и логике. А любые нужные сведения автоматически подаются в мозг, как будто находишься в библиотеке и можешь взять с полки понадобившуюся книгу и прочитать необходимую информацию. Но с Архивом памяти искать ничего не надо: только подумал – и нужная справка сама появляется в сознании. К слову, у нас нет ни дурдомов, ни больниц, – поведала илонка.

– А вдруг кто-то залезет в твой Архив и выведает все твои девичьи тайны? – сыронизировал я, сделав ударение на слове «девичьи».

– Чтоб пройти сквозь семь замков с семью печатями, твоему «кому-то» не хватит и семи жизней, будь у него семь пядей во лбу, – с усмешкой ответила она и показала воображаемому хакеру метровую дулю с красной подсветкой.

– Верю, надежная защита, – сказал я и спросил с сочувствием: – Роза, а тебе, что, в голову ЧИП вживили?

– Ничего подобного! Таких технологий давно в помине нет. Более семи тысячелетий на Илоне царит виртуазность. Пора к этому привыкнуть, Ник! Это всё виртуазные функциональные поля. Невидимые, неощущаемые, но действующие безотказно. И чтобы у тебя больше не возникало вопросов по этому поводу, я сейчас установлю тебе пишущий блок памяти с автономным аккумулятором. – Ласка щелкнула пальцами и проговорила: – Пуск! Вот и всё, можешь пользоваться. Я скинула в твой Архив сведения, которые тебе могут понадобиться на первое время. А там грузи его по своему усмотрению. Что-нибудь чувствуешь?

– Абсолютно ничего. – Я развел руками. – У тебя, наверное, не получилось.

Она состроила ехидную рожицу и хитро подмигнула:

– А чему равен скаляр мнимой мощности силового поля-косички?

– Чёрт! Он равен корню из трех, на перепад уровней Вольта-Айсберга, на поток лептонной массы, на синус угла между реактивными осями. Вот это да! Ну, спасибо тебе, Роза, за ценный подарок. Постараюсь в долгу не остаться, – воскликнул я, а про себя подумал: «И что же такого могу я ей подарить – при её-то чудовищном изобилии? Даже ляльку не в состоянии ей заварганить из-за их ограничителя «кому за сорок».

– И то правда. Чтобы забеременеть, мне придется выйти из «Разума», но тогда через три дня я умру от старости. А я пока что из ума не выжила, – ответила Роза на мою мысль.

– Чисто гипотетический вопрос. Допустим, мои сперматозоиды в результате какого-то процесса оказались в районе твоей созревшей яйцеклетки. Как работает механизм защиты? – спросил я с невозмутимым видом.

– Теоретически? – переспросила она.

– Да. Чисто теоретически, – подтвердил я.

– Вот эта красная пачка набора полей, – Ласка ткнула куда-то в схему карандашом-невидимкой, – представляет собой виброрезонатор, который аннигилирует хвостики у твоих сперматозоидов, оказавшихся каким-то образом во влагалище. Без хвостиков они не могут продвигаться к яйцеклетке, и оплодотворение не происходит.

– Действительно. Какие у них, калек горемычных, теперь могут быть свидания после ампутации хвостиков? – сокрушенно произнес я и перевел тему в другое русло: – А если на эту проблему посмотреть с практической стороны?

– На хвостики? – не поняла Роза.

– Нет. На сам процесс в целом, – задал я вопрос с подвохом.

Ласка на секунду задумалась и вдруг, догадавшись, какой процесс я имел в виду, и представив его себе, ахнула. Она показала мне кулак и с притворным гневом воскликнула:

– Ник! Опять ты всё опошлил! Я ему ведаю о высоких материях, а у него на уме одни низменные чувства!

– Такова жизнь. От инстинктов не спрячешься, – изрек я.

– Верно говоришь, но надо уметь их скрывать, – возразила она.

– Вот уж никогда не прикидывался импотентом, и впредь не собираюсь! Меня всегда тянуло к прекрасному полу, и я об этом могу гордо и смело крикнуть человечеству с высокой колокольни. А если кто-то захочет меня в том переубедить, то я плевать на них хотел с той самой колокольни, – понесло меня.

– Ты меня имеешь в виду? – Роза удивленно вскинула брови.

– Да нет же! Это я сейчас вспомнил о той ничтожной доле процента населения, представляющей гомосексуальные меньшинства, а точнее сказать – ничтожества. Ненавижу я эту гомосятину! – разошелся я ни на шутку.

– Ник! Да спустись ты уже со своей колокольни, в конце-концов! Ты один остался, плевать-то не на кого, – грустно произнесла она.

– Я об этом помню постоянно, но зато ты теперь узнала мою точку зрения.