Джефф Вандермеер - Ассимиляция

Здешние люди вовсе не являлись невеждами, но были суеверны, и с учетом того, что море часто забирало человеческие жизни, винить их в этом было сложно. Ну что плохого в том, что человек носит на шее амулет, оберегающий от несчастий, или прочтет короткую молитву, прося Господа сохранить жизни своих любимых? А эти приезжие, вмешивающиеся в чужие дела, пытались якобы постичь суть вещей, старались, по словам Сьюзен, «анализировать и исследовать», и вызывали неприязнь у местных своим равнодушным отношением к человеческим трагедиям, свершившимся и будущим. Но постепенно Саул как-то привык к «Бригаде легковесов», как к этим крысам неба, хищным и крикливым чайкам. Выдавались дни, когда он вдруг ловил себя на том, что почти научился переносить их компанию. «И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?» [2] Матф. 7:3.

– Генри считает, что маяк самое подходящее место для такой комнаты, – произнесла Сьюзен с таким видом, словно сделала страшно важное открытие. Ее энтузиазм показался вполне серьезным и искренним и одновременно – слишком фривольным и до смешного непродуманным и любительским. Возможно, она верила в эту идею столь же пылко, как новообращенные верят в Христа, – ощущение новизны и особой близости обычно уничтожает все сомнения. Но возможно, эти двое все же больше походили не на новообращенных, а на странствующих проповедников, которые расставляют свои палатки на окраинах небольших городков, вооруженные пылом веры, и больше ничем. Может быть, это были просто шарлатаны. При первой встрече с этими людьми Саулу показалось, что, по словам Генри, они изучают преломление света в тюремных камерах.

– Знакомы с этими теориями? – спросила Сьюзен, когда они начали подниматься вверх по холму.

Шла она налегке, с камерой на ремне через плечо и чемоданчиком в руке. Генри старался не показывать, что запыхался, а потому молчал. Он нес тяжелое оборудование, часть которого разместилась в коробке: микрофоны, наушники, приборы для считывания ультрафиолетовых лучей, коробочки с 8-миллиметровой пленкой, какие-то машины с циферблатами и переключателями и прочие счетчики и приборы.

– Нет, – ответил Саул, скорее из чувства противоречия, поскольку Сьюзен зачастую обращалась с ним как с человеком бескультурным, ошибочно считая его грубоватые манеры признаком невежества, а рабочую одежду – нарядом простолюдина. Кроме того, чем меньше он будет говорить, тем раскованнее они будут себя чувствовать. То же самое, что говорить с потенциальными спонсорами в бытность священником. А на самом деле он просто не понимал, о чем это она толкует, как не понимал, что имеет в виду Генри, говоря, что они изучают какой-то не то «тейв», не то «террор» региона, даже несмотря на то что этот тип специально для него произнес это слово по буквам: «т-е-р-р-у-а-р».

– Молекулы пребиотиков, – почти весело удалось выдавить Генри. – Энергия духов.

И тут Сьюзен разразилась пространной лекцией о зеркалах и вещах, которые выглядывают из этих зеркал, о том, как ты можешь лишь искоса мельком взглянуть на какой-то предмет и узнать больше о его истинной природе, нежели при прямом и самом тщательном разглядывании. И Саул вдруг призадумался: уж не являются ли Сьюзен и Генри любовниками. Если так, то ее энтузиазм и стремление работать именно в этой бригаде имеют вполне прозаическое объяснение. Мало того, это объясняет взрывы их истерического смеха, доносящиеся снизу. Не слишком благородное предположение, но ему хотелось купаться в блаженных отсветах ночи, проведенной с Чарли, а не общаться с этими выскочками. Нет, с него хватит.

– Встретимся наверху, – бросил он и начал быстро подниматься по лестнице, прыгая сразу через две ступеньки.

Генри и Сьюзен пыхтели внизу, далеко позади, и вскоре исчезли из вида. Он хотел провести без них наверху как можно больше времени. В пятьдесят по закону он должен уволиться отсюда, выйти на пенсию. Но и тогда ему хотелось оставаться в хорошей форме. Несмотря на боль и ломоту в суставах.

И вот Саул взобрался на самый верх, даже не запыхавшись, и с удовлетворением отметил, что в фонарной комнате все в том же виде, как он и оставил, и линзы прожекторов прикрыты мешковиной, чтобы не поцарапались и не выгорали под лучами солнца. Ему всего-то и надо было, что снять эти покрывала и впустить свет. Его уступка Генри, пусть и на несколько часов в день.

С этой точки он однажды заметил, как под водой, за песчаными дюнами, мелькнуло нечто огромное, подобное тени, такой темно-серой и глубокой, что она резко и отчетливо выделялась на фоне голубого неба гладкой и плотной своей поверхностью. Даже в бинокль не получалось разглядеть, что это за создание или во что именно оно может превратиться, если наблюдать за ним достаточно долго. А возможно, это «нечто» рано или поздно распадется на тысячи отдельных фигур и окажется огромным косяком рыб или же просто игрой света в воде, цвет которой постоянно меняется, и это непонятное явление просто исчезнет, окажется иллюзией. За пять лет работы здесь он уже успел приспособиться и перестал испытывать состояние неловкости, разрываясь между тем, что знал и не знал об этом земном мире. И вовсе не стремился сейчас познать великие его тайны, не больше, чем в те моменты, когда во время церковных проповедей мир вдруг начинал казаться ему таким загадочным и прекрасным. Просто еще одна хорошая история, которую можно рассказать в деревенском баре, того рода история, которую ожидают от смотрителя маяка. Если эти люди вообще хоть что-то от него ожидают.