Джек Вэнс - Труллион. (Аластор 2262)

Глиннес стал все чаще вспоминать детство — утреннюю дымку над водой, вечерние пирушки, звездочтения. Перед закрытыми глазами всплывали лица старых друзей, их причуды и проказы. Лучше всего помнился лес на Рэйбендери — нависшие над ржавыми помандерами мены, серебристо-зеленые березы, темно-зеленые хвойные орехи. Глиннес хотел оказаться на покосившейся веранде и смотреть остановившимся взором на дрожащее сияние речной ряби, смягчающее контуры дальних берегов... Он понял, что его неудержимо тянет домой.

Через два месяца, отслужив полных десять лет, он подал в отставку и вернулся на Труллион.

Глиннес отправил письмо, предупреждавшее о приезде, но когда он сошел с трапа в Порт-Маэле, в префектуре Стравеньи, никто из родных его не встретил. Ему это показалось странным.

Погрузив багаж на паром, он занял сиденье на верхней палубе, чтобы любоваться видами. Как беспечно и празднично смотрелись селяне в темно-пунцовых, синих и охряных параях! Полувоенная отпускная одежда — черная куртка и брюки цвета хаки, заткнутые под отвороты черных армейских башмаков — стесняла и смущала Глиннеса. Он подумал, что ему, вероятно, больше никогда не придется ее носить.

Судно неторопливо причалило к пристани в Вельгене. Глиннес почуял восхитительный аромат — в ларьке неподалеку жарили рыбу. Сойдя на берег, он купил кулек пареных тростниковых стручков и палку копченого угря. Глиннес искал глазами Шайру, Глэя или Маручу, хотя почти не ожидал их здесь увидеть. Среди прочих на набережной выделялась группа инопланетных туристов — три молодых человека в чем-то вроде аккуратных серых комбинезонов, туго стянутых ремнями на талии, и в начищенных до блеска черных ботинках. Их сопровождали три девушки в длинных робах из грубого белого полотна, довольно унылого покроя. Представители обоих полов коротко стригли волосы, что производило скорее приятное впечатление, и носили небольшие медальоны, закрепленные на левом плече. Когда они проходили мимо, Глиннес пригляделся и понял, что они вовсе не туристы, а нелепо переодевшиеся трилли... Студенты схоластической академии? Сектанты? Можно было предположить и то, и другое — серьезно обсуждая какой-то вопрос, незнакомцы держали в руках книги и калькуляторы. Глиннес снова оценил внешность девушек. Теперь ему казалось, что в них было что-то отталкивающее, хотя он не мог сразу определить, что именно. На Труллионе девушки обычно одевались как попало, не слишком беспокоясь по поводу того, что платье могло где-то помяться, за что-нибудь зацепиться или запачкаться. Прическу они украшали цветами. Студентки же в белых робах выглядели не просто опрятными, но положительными чистюлями. Брезгливость — уже не любовь к чистоте, а боязнь внутренней грязи... Глиннес пожал плечами и вернулся на паром.

Скоро они плыли в самой глубине Низин по протокам, отдававшим чуть сладковатой сыростью стоячей воды, временами — отчетливым запахом гниющих камышей, а иногда и резкой вонью, выдававшей присутствие мерлинга. Впереди показался Рипильский плес, а за ним беспорядочная россыпь хижин и сараев на берегу — Зауркаш. Здесь Глиннесу предстояло расстаться с паромом, продолжавшим путь на север к прибрежным селениям острова Большая Взятка.

Опустив чемоданы на причал, Глиннес пару минут неподвижно стоял и смотрел на поселок. Самым выдающимся сооружением в Зауркаше было поле для игры в хуссейд, окруженное рядами старых облупившихся скамей — когда-то здесь играли и тренировались «Зауркашские змеи». Рядом устроилась приятнейшая из трех местных таверн, «Заколдованный линь». Глиннес прошел по причалу к конторе, где десять лет тому назад Майло Харрад сдавал лодки в аренду и за умеренную плату развозил приезжих по домам.

Харрада не было. В теньке прикорнул незнакомый Глиннесу паренек.

«Добрый день, — позвал Глиннес. — Эй, дружище!» Паренек проснулся, взглянув на Глиннеса с укоризной. «Отвезешь меня на Рэйбендери?»

«Непременно, сию минуту». Юнец оглядел приезжего с ног до головы и вскочил: «Глиннес Хульден, если не ошибаюсь?»

«Так точно. А тебя я что-то не припомню».

«Откуда вам меня знать? Я племянник старого Харрада, из Вуляша. Меня кличут теперь Харрадом-младшим — так это прозвище ко мне и пристанет, наверное, до гробовой доски. Помню, вы играли за «Змеев»».

«Было такое дело, много воды утекло. У тебя неплохая память».

«Всех не упомнишь. Но Хульдены часто выходили на поле. Старый Харрад нахваливал Джута. Говорил, Джут — лучший полузащитник из всех, какие были в Зауркаше. Любил хуссейд старый хрыч Майло! Шайра был надежным защитником, спору нет, но прыгал неуверенно. Никогда не видел, чтобы он перескочил купальню на трапеции, спрыгнув точно, куда хотел».