Михаил Немченко: Летящие к братьям (Сборник)

Профессор произносит английские слова, по-парижски грассируя.

— Довольно тягостное, — обернувшись, сознается Вагин. — Эта пустота…

— Да, молодой человек, на акватории, равной четверти Франции, исчезла всякая жизнь. И самое печальное, что причины до сих пор остаются неизвестными.

— Как, а метеориты? Разве не они все наделали? Ведь всюду писали, что именно после падения этих небесных глыб…

— Ерунда! — По тому, как недовольно топорщатся усы профессора, можно заключить, что ему уже не раз приходилось громить эту точку зрения в схватках с коллегами. — Из каждых трех падающих на Землю метеоритов два плюхаются в океан, — и, однако, до сих пор это не вызывало у рыб никаких жалоб. К вашему сведению, заморы рыбы в открытом море вообще очень редкое явление. И все известные нам случаи — самого земного происхождения. Недостаток кислорода или сильное осолонение воды… Небесные камни тут ни при чем.

— Очевидцы писали о болидах огромных размеров, — осторожно замечает Вагин.

— Допустим. Ну и что из этого следует? Что рыбу просто оглушило? Но ведь те же очевидцы в один голос свидетельствуют, что не было слышно ничего похожего на взрывы! И, кстати, ни один из них не мог даже приблизительно указать место падения…

Профессор сует в рот пустую трубку, с которой не расстается с начала погружения, и, пососав ее, продолжает уже более спокойно:

— Или, может быть, вы сторонник «химической» гипотезы? Не спорю, вполне логично предположить, что вещество метеоритов содержало какие-то неизвестные нам соединения, оказавшиеся смертельными для морских обитателей. Но мы взяли за это время сотни проб воды на самых разных глубинах и, увы, нигде не обнаружили никаких следов чужеродных веществ. А впадина по-прежнему мертва… Рыба упорно избегает этот район.

«Хорошо, — думает Вагин, — но что же все-таки означают загадочные фразы, которыми вы перебрасывались пять минут назад?»

А вслух спрашивает:

— Значит, все поиски пока безрезультатны?

— Ну, не совсем так… — Профессор бросает взгляд на Тилтона, делающего какие-то записи в судовом журнале.

Пауза. Видимо, разговор следует считать оконченным

— Погреемся, — предлагает Тилтон, доставая из-под сиденья большой белый термос.

Несколько минут они в полном молчании пьют горячее молоко. Это очень кстати, так как температура в гондоле продолжает понижаться.

— А теперь, — говорит профессор, энергично потирая руки, — пройдемся вдоль дна. Фрэнк, передайте наверх, чтобы они ждали нас милях в пяти западнее.

Кивнув головой, Тилтон снимает с рычажка микрофон ультразвукового передатчика.

Вот уже заработали гребные винты. Поднявшись на несколько метров, батискаф плавно трогается с места, осторожно раздвигая мрак лучами прожекторов.

Интересно, зачем они оба опять надели наушники? Ясно, что уж никак не для связи с базовым судном. Провода тянутся совсем не к тому аппарату, которым только что пользовался Тилтон. Нет, спрашивать сейчас, конечно, неудобно.

Характер дна постепенно меняется. Теперь там и тут виднеются округлые темные камни, похожие на огромные картофелины. В некоторых местах их так много, что дно напоминает развороченную булыжную мостовую.

— Слышали об этих штуках? — Тилтон трогает Вагина за локоть. — Это железомарганцевые конкреции — главный клад океанских глубин. Между прочим, существует проект…

Он вдруг замолкает. Вагин удивленно поворачивается и видит застывшее в напряженном внимании лицо. Глядя прямо перед собой невидящими глазами, американец делает нетерпеливый знак рукой. Смысл его понятен без слов: «Не мешайте слушать!»

— Это слева по борту… — слышится сзади взволнованный голос профессора. — Я поворачиваю.

Значит, он тоже что-то услышал. Но что?..

Развернувшись, батискаф устремляется на юг. Видимо, профессор включил самую высокую скорость: дно за иллюминатором так и несется навстречу судну. Все то же мертвое дно, усеянное тускло поблескивающими в лучах прожекторов желваками конкреций.

Проходит несколько томительных минут.

— Слышите?! — полушепот Тилтона — будто сдавленный вскрик. — Они определенно становятся отчетливей!.. Мы приближаемся.

— Сообщите на корабль о перемене курса, — обрывает его Орнье.

Пока американец возится с микрофоном, Вагин внимательно следит за выражением лица профессора.

— Скажите, что вы там интересного услышали? — решается он наконец спросить.

Старик рассеянно смотрит на него.