Ноэми Норд - Алгоритм страха. Пятый день. Перезагрузка. Ангельский туннель

– Не мы – так другие утащат, – сказал Старый Кейс..

– Не утащат, – сказал Кеклус. – Откроем заново театр. Люди соскучились по эмоциям. Не век же нам под землей сидеть! Вспомним, что мы люди все-таки, а не падальщики.

– Нет, мы не падальщики, у них другой прайд, – согласились Эли.

– Падальщики опасные. Подальше от них, – сказала Джемми.

– Я тоже не советую в ту сторону заходить, – погрозил пальцем в сторону подвала Старый Кейс.

– Так вот, – однажды разговорился Кеклус у костра, – мало кто помнит, что когда-то Мегаград, страшный и ужасный, назывался по-другому.

– По-другому? И как же? – заинтересовались старушки.

– Это имя вам сейчас ни о чем не говорит. Но я родился в городе, где никто никаких манзов не знал, а площадь Отступников называлась Площадью Роз.

– Правильно, Кеклус, расскажи молодежи о прошлом, – поддержали старушки Эли. – давайте вспомним себя, вспомним, что мы не черви земные, а представители высокой культуры.

– Но почему мы, никому не нужные и безвременно состарившиеся, выброшены за пределы цивилизации? – спросила Эли-1.

– Да, почему нас выбросили на помойку? – вздохнул Старый Кейс.

– Потому что вернаки признали нашу культуру грехом обнажения. А нас – развратниками, нудистами, геями, выродками и шлюхами, – сказала Эли-2, и глаза ее разгорелись.

– Поэтому мы здесь?

– Всего лишь за традиции?

– Зато мы живем по своим правилам, – сказал Старый Кейс.

– Молодежи стоит напомнить, что в Мегаграде они числятся ворами и проститутками, – добавил Кеклус.

– Ты о нас? Какие мы проститутки? – встрепенулись Розочка и Ночной Мотылек.

– Проститутки не мы, а те, кто продан за браслеты в гаремы.

– О жизни в Мегаграде ходят страшные слухи.

– Это не слухи. Это правда.

– Читали в новостях? На прошлой неделе трехлетняя муззия скончалась в постели восьмидесятилетнего урода. Он купил ее за горсть поддельных карамелек!

– Бедняжка!

– Вернаки продают крошек педофилам?

– Как такое возможно?

– Как возможно то, что они там, в наших домах, а мы в дерьме?

– Эх, пусть говорят, что мы шлюхи, зато познали в жизни много радостей и много настоящих мужчин! – вздохнула Эли.

– Да, да! Таких, как наши мальчики, нигде не найти!

– Наши воины!

– Посмотрите на них!

С Розочкой и Мотыльком насчет наших красавчиков соглашались даже старики:

– У нас замечательные парни!

– Стальные ребята!

– Серьезные!

– Стройные, подтянутые, накаченные.

– Особенно Джонни Борец.

– И Смоляной Торс.

– И, конечно же, Вилли Уголь.

– Эти ребята смогут выдержать любую осаду. Не отдадут гнездо палачам.

– И дам своих защитят, и детишек, благо много их к нам прибилось отовсюду.

– Что и говорить, район развалин – это вам не Мегаград.

Кеклус не любил, когда его рассказы прерывали, и каждый раз, будто подзабыв, о чем шла речь, долго выпускал едкую струю из трубки в холодный туманный воздух, а потом с шумом заглатывал клубящегося дракона с хвоста.

Как только ароматный дымок исчезал в горле, оттуда слышался глухой хрип, стук, бульканье и шипение, словно дракона медленно поджаривали на сковороде.

После пары плевков в костер старик продолжил рассказ:

– Законы изменились не сразу, а постепенно. Шаг за шагом нас подталкивали к пропасти, а потом вдруг спихнули в нее.

– А началось с ерунды, на которую никто не хотел обращать внимание, – добавил Секретный Кейс.

– Вот именно. Сначала запретили женщинам оголять прилюдно плечи и колени, потом натянули подолы до самых пят.

– А рожи обмотали тряпками, – добавил Кейс.

– Дальше – хуже. Заповедь запретов провозгласила убрать с картин и плакатов лица, грудь, ноги и все остальное. Двери театров заколотили. Цирк запретили. Комедиантов и сатириков распяли, как врагов народа, а с режиссеров содрали кожу, объявив их подстрекателями и разжигателями беспорядков.

– Почему никто с этим не боролся? – подключились к разговору старушки.

– С чем не боролся?

– С произвольным толкованием конституции, – сказала старушка Эли – 2, и в ее глазах загорелся синий флаг.

Она вытянулась, ее спина распрямилась, казалось, ей не хватает барабанной дроби, чтобы вернуть молодость и вскарабкаться на баррикаду со своим ультрамариновым флагом.