Джек Вэнс - Ночной огонь

По мнению Джаро, к Нейтцбеку невозможно было испытывать неприязнь. Его нельзя было обвинить ни в мелочности, ни в несправедливости, а когда это требовалось, он выкладывался не меньше самого Джаро. Кроме того, Джаро начинал подмечать в характере Нейтцбека особенности, которые механик старался скрывать.

Джаро вскоре понял, что, если он будет прилежно работать и учиться всему, чему Нейтцбек мог или хотел его научить, в конечном счете он станет высококвалифицированным космическим механиком, способным починить практически любой компонент любого звездолета.

Месяца через полтора Джаро встретился в коридоре с Трио Хартунгом. Тот спросил, как идут дела.

«Хорошо», — ответил Джаро.

«И с Гэйнгом у тебя нет никаких проблем?»

Джаро ухмыльнулся: «Я стараюсь его не раздражать. Начинаю понимать, что в каком-то смысле он необыкновенная личность».

Хартунг кивнул: «Можно сказать и так. У него была бурная жизнь, он успел побывать во всех уголках Ойкумены, в Запределье — и кто знает, где еще? Говорят, он работал в МСБР — учил рекрутов приемам рукопашной схватки — но в конце концов ему надоели дисциплина и необходимость изображать энтузиазм».

«Поразительно! — заметил Джаро. — Не хотел бы столкнуться с ним в темной подворотне после того, как испорчу ему настроение».

«Это маловероятно, — заверил его Хартунг. — Ты ему нравишься. Он говорит, что ты — хороший работник, не отлыниваешь и упрямее его самого. Кроме того, ты не отвлекаешь его пустой болтовней. Со стороны Гэйнга на лучшую оценку трудно надеяться. Сам он тебе никогда ничего такого не скажет».

Джаро снова ухмыльнулся: «Рад это слышать от вас».

Хартунг повернулся, чтобы уйти, но остановился: «Кажется, ты говорил, что поступаешь в Лицей?»

«Примерно через месяц».

«Если хочешь, я могу давать тебе работу по вечерам, если твое расписание не помешает».

«Большое спасибо, господин Хартунг!»

Первые два года в Лицее Джаро провел относительно спокойно. Выбирая основной учебный план, он сосредоточился на научно-технических дисциплинах и математике. В первом году он выбрал также три факультативных курса, надеясь таким образом порадовать Фатов: элементарную теорию гармонии, общую историю музыки и обучение игре на суаноле. Этот инструмент чем-то походил на древнюю концертину: насос подавал воздух в язычковые трубы, а клавиши открывали и закрывали клапаны труб двух регистров, верхнего и нижнего. Фаты считали суанолу тривиальным, даже несколько вульгарным инструментом, но воздерживались от критики, чтобы поддержать попытки Джаро доставить им удовольствие. Джаро понимал ограниченность своих музыкальных способностей: он играл аккуратно, но сухо и невыразительно; ему не хватало необузданной, внутренне противоречивой страстности, отличающей выдающегося музыканта от посредственного. Даже посредственные навыки, однако, позволяли ему играть в составе небольшого оркестра «Аркадских фигляров» в костюме пастуха-гитана. Их ансамбль время от времени развлекал народ на вечеринках, пикниках и праздничных карнавалах, в том числе на развлекательных речных судах.

Профессора Фаты в целом одобряли достаточно плотное расписание Джаро; оно почти подавало надежду, что в конце концов он привыкнет к мысли о работе в Институте, предпочтительно в Колледже эстетической философии. Надежда эта подрывалась тем обстоятельством, что Джаро, приучившись вставать пораньше, успевал работать четыре часа в день по выходным в мастерской космопорта.

Джаро нисколько не удивило то, что его родители выражали недовольство таким положением дел. Хильер подошел к вопросу с поистине профессорским педантизмом: «Время, которое ты тратишь в мастерской, можно было бы использовать более конструктивно».

«Я учусь ремонтировать звездолеты и, может быть, управлять ими, — мягко отвечал Джаро. — Разве это не полезные навыки?»

«На самом деле нет. Это работа для специалистов. Космос — не более чем пустота между цивилизованными средами. Сам по себе космос не может быть пунктом назначения или местом проживания. Любые романтические представления, связанные с космическими полетами, поверхностны и надуманны».

Джаро улыбнулся: «Не беспокойся. Если я не буду справляться с учебой, я брошу эту работу».

Хильер прекрасно понимал, что Джаро без особого труда мог выполнять все требования, предъявляемые в Лицее. Тем не менее, он не сдавался: «Из того, что ты рассказываешь, становится ясно, что на тебя сваливают самую трудоемкую и неприятную работу — сортировку мелких компонентов, протирку масляных пятен и выполнение мелких поручений какого-то угрюмого механика».