Василий Ванюшин - Вторая жизнь

"Да, это верно, - думал Даниил Романович, - как отец... Я дал ей вторую жизнь. Но что я могу сделать для нее? Снова предложить деньги?"

- Не подумайте, что я прошу у вас помощи, - говорила Эрика. - Все равно это не может продолжаться без конца. Мне нужна работа. Я могу работать. Ко мне пристают корреспонденты, но я вижу, что их нисколько не интересует моя судьба. Они сами хотят заработать. О, я отлично их понимаю...

"Можно бы взять ее в клинику вместо той сестры-монашенки, - подумал Галактионов. - Но помимо Доминака этого сделать нельзя - а он ни за что не согласится".

- Что же мне делать, господин профессор? Снова умереть? У меня уже не хватит сил и решимости...

- Что вы, что вы, Эрика! - воскликнул Даниил Романович. Выбросьте из головы эти мысли. Надо что-то придумать... Вам не предлагали выступить, ну хотя бы по телевидению?

- Предлагал один корреспондент. Но я не хочу иметь дела с корреспондентами. Еще предлагали выступать в варьете...

- Нет, в варьете вы не ходите, Эрика. Нужно что-то другое.

- Я как раз хотела спросить у вас совета насчет варьете, - продолжала Эрика.

- Я бы не советовал...

- Но что же мне делать?

"Что же я могу сказать ей? - мучительно раздумывал Даниил Романович. - Надо посоветоваться хотя бы с Шельбой, человек он бойкий".

- Лучше подождать, Эрика, - сказал он в трубку. - Еще немного. А пока возьмите у меня денег.

- Нет-нет, не могу! - вскрикнула Эрика. - Это оскорбительно, я начинаю ненавидеть себя.

- Но я же как отец. Разве оскорбительно брать деньги у отца?

Она, видимо, задумалась. Помолчав, вздохнула:

- Не знаю. Я никогда не брала денег у отца. Я не знала отца.

- Ну вот видите... А говорите: оскорбительно. Возьмите, Эрика.

- Нет-нет! - снова закричала она. - Не надо, не буду... Никогда! Я уже решила все. И больше не позвоню.

- Эрика!

- Прощайте! - Трубка монотонно загудела.

Даниил Романович подошел к окну. В темноте метались рекламные огни, приглашали, звали, уговаривали, манили. Он повалился на диван, достал первую попавшуюся книгу, открыл ее так, как открылось, стал читать.

Читал и не понимал, что читает. Перед глазами стоял Доминах. Его слова: "Не счастье принесете вы людям, а горе", мешались с прочитанным в книге. И еще доносился далекий, полный растерянности голос Эрики. Он подвинулся к настольной лампе, чтобы лучше различать буквы. "И вот она приняла фосфор. Но судьба - против нее... На сцену является доктор, и она спасена.

Для чего спасена? Для такой же жизни, полной позора и мучений, которой она предпочитает смерть?

Согласитесь, что это чрезмерно, по-инквизиторски жестоко - изломать, исковеркать человеку жизнь, оскорбить, опозорить, выпачкать его и, когда он после всех пережитых пыток предпочтет им смерть, лишить его права на это, вылечить и снова пытать".

Галактионов закрыл книгой лицо.

"Согласитесь...

Но неужели я поступил, как инквизитор? Неужели Доминак прав? Во время войны я работал в полевом госпитале, спас тысячи жизней, ощущал радость спасителя. И вот, оказывается, сейчас стал инквизитором! Кто же это написал, как попала ко мне эта книга?"

Он посмотрел на переплет и удивился: Горький! Не может быть! Это попали страницы из другой книги...

Даниил Романович внимательно перелистал книгу. Сомнений не оставалось-то слова Максима Горького. Странно: гуманист Горький так резко осудил не убийц, а тех, кто спас человеку жизнь, и осудил, как палачей - они казнили молодую рабыню при жизни, а когда она отравилась, спасли ее, чтобы опять казнить. "Ничего странного нет. То было давно. Я вернулся в эту жизнь, И, видимо, моя работа здесь не нужна, - думал Даниил Романович. - И Доминак по-своему прав. Но я работаю не для него. Поэтому Шельба тоже прав - надо найти согласие, чтобы продолжать опыты, работать до конгресса, а потом - домой".

Спать не хотелось. Он достал другую книгу и, так же не взглянув, кто ее автор, открыл наугад. Это оказались стихи.

Тот, с кем ты говоришь, - не тот, кто тебе нужен. Ты ищешь твердого слева, не зная, куда идти.

Верно! В этом огромном городе-муравейнике, кажется, есть хорошие люди, а человека, который бы поддержал, нет.

А тот, кто ищет тебя, не может тебя найти

В водовороте людей на улицах, после пяти.

И жжет твое сердце тоска, и сам ты словно контужен.

А верно ли это? Кто может здесь искать тебя, чужого человека? Семья, товарищи - далеко. Друзья из посольства не станут, не имеют права вмешиваться в дела института, а тебе именно там нужна поддержка. На газетную шумиху надо махнуть рукой - Шельба прав. Но встанет ли он на твою сторону? Кому ты нужен в этом огромном чужом городе? Кто до сих пор искал тебя? Кайзер! Но лучше бы не знать его. Эрика звонила и сказала: "Прощайте!"