Владимир Колотенко - Тебе и Огню

Как?..

Я думаю. Я думаю, что все пути постижения мне давно известны, все выкладки, факты и аргументы давно сформулированы, все чистые листы бумаги разложены в строгом порядке, счёты и арифмометры, весы и калькуляторы, чернила сварены, ручки подобраны, перья отточены - работай!.. Вот стол, вот стул, чай выпит часа полтора тому назад... Что ещё?..

Ах, да - фреш, апельсиновый фреш! Пришло время фреша. А как же! Где же мои апельсины?!

Вдруг звонок.

- Если будешь пить фреш, - говорит Лена, - не забудь выдернуть шнур из розетки. Там барахлит рычажок. Как бы не случилось короткого замыкания. Ну ты помнишь...

- Помню, - говорю я.

- Давно мог бы починить сам или отнести мастеру.

- Сам, - говорю я.

- Буду поздно, не скучай без меня.

- О'кей! Не буду...

- И побрейся, пожалуйста, к моему возвращению.

- О'кей, - обещаю я.

Итак, настраиваю я себя снова, первая роль - Ленина! Не Ульянова-Ленина Владимира Ильича, мумии и христопродавца, а Ленина - Лены! Нет никого, кто мог бы взять это первенство на себя! Главная роль...

Но сперва - фреш... Не спеша, глоток за глоточком...

И с рычажком разобраться! Я не могу его осилить вот уже... с лета, да с лета!

Стыд, просто стыд!

«...из-мо-ча-ле-на...».

Как это сочетается с Элис?..

И другие вопросы...

Да и вот ещё что - побриться!

Уникальная вещь: если перевести текст Тинкиного письма на все языки мира и перведенные тексты снова выписать клинописью - получится одна и та же надпись в виде птичек, трубочек и человечков. Как на той финтифлюшке.

Сдохнуть можно...

- И что в этом удивительного?

- Всё!.. Понимаешь...

Лена отказывается понимать:

- Рест, тебе не страшно? Ты не боишься, что, нарушив тайну...

- Страшно...

Страшно? Мне?! Страшно?! Да какой может быть страх?! Мне, признаться, давно уже ничего не страшно! Вы не поверите, но с каких-то недавних пор мне это чувство стало совсем незнакомым. Хо! Страх... Я, кажется, где-то уже говорил, что мой возраст и всё пережитое мною напрочь выкоренили во мне это жалкое чувствице - страх... Пф, страх...

- Страшно, конечно, - говорю я. - Я всё ещё боюсь не успеть. Осталось вот... всего ничего... Но больше всего на свете я боюсь потерять, Лен, тебя! Ты же для меня... Ну, сама знаешь: ты - моя Пирамида! Я тебя уже выстроил, выстроил! Живи в веках!..

- Да уж, - говорит Лена, - выстроил!..

- Ты - сгусток самой юной и совершеннейшей жизни во всей этой дряхлой Вселенной!..

- Да уж, говорит Лена, - сгусток...

- Ты, - говорю я, трясь щетиной о Ленину щёку, - мой Париж...

- Побрился бы...

- ...праздник, - говорю я, который всегда со мной.

- Как же, как же... Праздник!.. Всегда, всегда... Просто не представляю, как я буду без тебя жить.

- Так ты и не будешь, - твёрдо говорю я, - без меня.

- Мы умрём в один день, в один час?

Я улыбаюсь, ещё крепче обнимая Лену.

- Мы, - уверенно говорю я, - не умрём никогда! Non omnis moriar! (Не весь я умру, - лат.)

Теперь улыбается Лена.

- Ну, хорошо, хорошо, - соглашается она, - не весь! Дальше...

Она просто тянет меня за язык. Я понимаю: времени в обрез... Нам ещё повезло с погодой: мокрый снег, ветер, и я уже говорил - стынь жуткая! На улицу не то, что не высунешь нос - глазу больно смотреть.

А тут ещё и Тинино «у нас мало времени». Да знаю я, знаю! У всех теперь мало. Так мало, что и представить себе невозможно - его нет! Меня это радует? В каком-то смысле! С окончанием этого времени кончится и моя Пирамида. Да! Я вырвусь, вырвусь, наконец, из её клети! Я разорву её цепи... Я отгрызу себе даже лапу, чтобы обрести долгожданную свободу!..

Вот, - говорю я, - послушай ещё:

«Бог дал человеку свободу воли и никогда не отнимал её у него. Господь терпеливо ждёт, когда человеку надоест калечить себя грехами. Если мы видим разрушительность греха и обращаемся к Богу за помощью, Он с радостью исцеляет раны, которые мы наносим себе.

Но даже Бог не может нас спасти вопреки нашей воле...Только чистые способны построить что-то настоящее и стОящее. Чистые и крепкие в вере».

- Это ты к чему? - спрашивает Лена.

- Даже не знаю, - говорю я, - к свободе воли... Помнишь, у Шопенгауэра...

- Это у него?

- Это - Тинка... Ну, то письмо...

Лена кивает: ясно...

- И? - говорит она.

Нет смысла тратить остаток времени на иллюзии. Уже середина ноября, и жаль, что Жора ещё ждёт моего участия. Пора с ним кончать! Итак, где он там у нас зависелся? Ладно, так и быть: подробности его висения на кресте и затем сгорания и превращения в пепел, думаю я, никому не интересны. Как висит человек на кресте - об этом море фактов и слёз. Да взять хотя бы рапятие Христа! До мельчайших деталей! Интернет пестрит! А сколько научной литературы именитых учёных, сколько толков и уверений: только так, это факт непогрешимый... Что же касается запечённого Жоры, то и тут - рай!!! Жареный Жора или испеченный, или прикопчёный... Об этом - сотни тысяч рецепров из поваренных книг. Я не кощунствую: факт общеизвестный - тело, мясо, огонь, дым... пепел (если не досмотрел), пепел... пыль! Пф!.. А кто откажет себе в удовольствии сдуть эту Жорину пыль с лика Земли? Или смахнуть веником, влажной тряпицей... Взять, наконец, пылесосом. Пыль сама по себе требует собственного уничтожения. Мазохистка!..