Кристофер Прист - Архипелаг Грез (сборник)

Подумать только, все это время катарийцы следили за ним! Они его выбрали, подвели к укромному уголку в тайной нише и предполагали, что он будет смотреть. Они видели все, фиксировали каждый вздох и каждое слово, его намерения и реакции, все до последней. Все это расшифровали и проанализировали и, сопоставив со своими действиями в тот момент, определили его психологический профиль и дальше вели себя соответственно полученным данным.

Он стал для них собственной, уникальной «стекляшкой».

Голова закружилась от пронзившей догадки, даже пришлось ухватиться за каменный выступ в стене – иначе упал бы. Казалось, мысли обрели осязаемость и своей тяжестью норовят столкнуть его с твердой опоры. А внизу меж тем зияет опасная брешь между стен.

Вспомнился день, когда все только начиналось. Он действительно был скрыт от чужих глаз, и катарийцы о нем не подозревали. Уж это, наверное, можно принять за данность. Ордиер нашел землю, оплатил строительство дома, вступил в собственность… Это был целый процесс, последовательность событий, не связанных какими-либо закономерностями. Пользуясь редчайшей возможностью понаблюдать за жизнью и бытом катарийского племени, новый обитатель далеко не сразу стал понимать природу своего интереса. Как-то раз на глаза ему попалась юная катарийка. Что-то в ее движениях и осанке пробудило в нем физическую реакцию, включило гормоны, превратив ее в объект исключительной привлекательности. Она срывала бутоны и бросала их в заплечную корзину. Одна, среди многих других. Все мысли он держал при себе, не сказав ни слова в своей потайной нише.

Катарийцы никак не могли этого заметить и спрогнозировать дальнейшие действия.

Все, что случилось дальше, – дело случая. Пусть лучше так, а не иначе.

Немного приободрившись, Ордиер подался вперед и, прислонясь лбом к прорехе в стене, посмотрел на арену.

Его ждали.

Распростертая женщина лежала на ковре из лепестков роз, полы ее наряда разметались в стороны и обнажили соблазнительное тело. Тот же ореол соска, те же пряди волос на лобке. Тот же самый мужчина, что подтолкнул ее ногой, пытаясь перевернуть, навис над ней и ласкал свою промежность. Все остальные расположились вокруг: женщины, что разбрасывали лепестки и срывали одежду, мужчины, твердившие нараспев какие-то непонятные слова.

Картина была восстановлена до мельчайших нюансов, словно с его памяти сделали снимок и воспроизвели во всех подробностях. Ордиер даже ощутил фантомный укол совести, связанный со спонтанной эякуляцией в тот раз.

Он поднес к глазам бинокль и взглянул незнакомке в лицо. Казалось, взгляд из-под полуопущенных век направлен именно на него. Все то же выражение лица: желание отдаться тут же, на месте, предвкушение близости и будущего удовольствия. Словно пленка в кинопроекторе сдвинулась на один дюйм. Отгоняя от себя чувство вины, навеянное полнотой и сходством картины, Ордиер смотрел девушке в лицо, не страшась встретиться с ней взглядом, и в который раз восхищался ее пылкостью и красотой.

Он почувствовал жар и напряжение в паху… И тут она ожила и начала раскачивать головой. Ритуал возобновился.

К центру направились четверо мужчин, которые все это время лежали позади статуй. Они двинулись к женщине, разматывая на ходу веревки, вороша лепестки. Концы веревок были привязаны к четырем статуям. В это время женщины подхватили корзины и направились к центру. Все остальные принялись нараспев бормотать.

А на плантации жизнь шла своим чередом: крестьяне возделывали цветы, поливали их, собирали бутоны. Ордиер неожиданно осознал их присутствие, как будто бы и они ждали начала ритуала для продолжения своей деятельности и, лишь когда он начался, включились в работу.

Мужчины опутали девушке руки и ноги, тугие узлы натянулись на ее теле. И вот ее руки раскинуты в стороны, ноги разведены. Она пыталась сопротивляться и извивалась изо всех сил, крутила тазом, мотала головой.

От усилий с нее сползла одежда, обнажив большую часть тела. Тогда к ней придвинулся мужчина из толпы, загородив Ордиеру обзор.

И все это время, пока завязывали веревки, пока разбрасывали лепестки, над ней возвышался мужчина. Он активно ласкал свои гениталии, наблюдая за действом и выжидая.

Наконец, когда последний узел был завязан, песнопения смолкли. Все представители сильного пола стали покидать площадку, не считая того, который стоял непосредственно перед девушкой. Катарийцы направились на плантации и к находящемуся в удалении лагерю.