Кристофер Прист: Бесконечное лето

Август 1940 года

Шла война, однако для Томаса Джеймса Ллойда это ничего не меняло. Война была неудобством, стеснявшим его свободу, но сама по себе она его почти не заботила. В этот век насилия он попал по несчастью, и возникающие тут кризисы его просто не касались. Он отстранялся от них, прятался в их тени. Сейчас он стоял на мосту через Темзу в Ричмонде, положив руки на парапет, и смотрел вдоль реки на юг. Солнце слепило, отражаясь от воды; он полез в карман, достал из металлического футляра темные очки и надел их.

От живых картин — фрагментов застывшего времени — могла избавить только ночь, а в дневное время единственной защитой, пусть не идеальной, служили темные очки.

Томасу Ллойду помнилось, как он стоял на том же мосту, не ведая никаких забот, и казалось, что это было совсем недавно. Воспоминание было четким, не потускнело — словно само оказалось фрагментом замороженного времени. Он стоял тогда здесь вместе с кузеном, наблюдая за четверкой молодых горожан, кое-как тянувших свой ялик против течения.

Конечно же, в Ричмонде с той поры, со времен его юности, произошли перемены, но здесь, на реке, вид почти не изменился. По берегам появилось больше зданий, но луга под Ричмондским холмом сохранились в неприкосновенности, и прибрежная тропа по-прежнему таяла за поворотом в сторону Твикенхема.

В данный момент в городе было спокойно. Сигнал воздушной тревоги отзвучал несколько минут назад, и хотя на улицах еще попадались отдельные машины, большинство пешеходов предпочли на всякий случай укрыться в магазинах и конторах. Ллойд вновь погрузился в прошлое.

Он был высок, хорошо сложен и по виду довольно молод. Не раз случалось, что незнакомцы давали ему примерно двадцать пять, и Ллойд, человек замкнутый и необщительный, не считал необходимым вносить поправку. Глаза за темными очками все еще светились надеждами юности, но от глаз к вискам уже пошли тонкие морщинки, свидетельствующие, как и землистый оттенок кожи, что этот человек старше, чем выглядит. Однако даже такие улики не раскрывали полной правды. Ллойд родился в 1881 году и формально вплотную подошел к шестидесятилетию.

Достав из жилетного кармашка часы, он убедился, что уже начало первого, повернулся и направился к пивной на Айлуорт-роуд. Но тут его внимание привлек мужчина на прибрежной тропе. Даже в темных очках, гасивших самые назойливые напоминания о прошлом и будущем, Ллойд сразу распознал в незнакомце одного из тех, кого он прозвал замораживателями . Мужчина несомненно заметил Ллойда, поскольку нарочито отвернулся и уставился в другую сторону. Ллойд давно уже перестал бояться замораживателей, однако они вечно шлялись поблизости и самим своим присутствием внушали тревогу.

Издалека, откуда-то из-под Барнса, опять донеслась сирена воздушной тревоги, знай себе бубнившей пустые предупреждения.

Июнь 1903 года

В мире царил мир, да и погода была превосходная, теплая. Томас Джеймс Ллойд, двадцати одного года от роду, только что закончивший курс в Кембридже и отрастивший усики, весело, легкой походкой шагал по тропинке, осененной деревьями, бегущей по склону Ричмондского холма.

Было воскресенье, и гуляющего люда попадалось без счета. С утра он вместе с отцом, матерью и сестрой побывал в церкви, отсидел службу на отгороженной скамье, которую по традиции не занимал никто, кроме Ллойдов из Ричмонда. На холме стоял дом, которым семья владела уже более двухсот лет; Уильяму Ллойду, нынешнему главе семейства, принадлежала большая часть домов на востоке города и торговая сеть, одна из самых крупных во всем графстве Суррей. Воистину состоятельная семья, и Томас Джеймс Ллойд жил в полной уверенности, что когда-нибудь это состояние перейдет к нему по наследству.

Таким образом житейские дела его нисколько не беспокоила, и он чувствовал себя вправе полностью переключиться на более существенные занятия, а именно на Шарлотту Каррингтон и ее сестру Сару.

То, что в один прекрасный день он женится на одной из сестер, обе семьи давно принимали как непреложный факт, однако сам он вот уже не первую неделю ломал голову: на которой из двух?

Если бы это зависело только от Томаса, то и мучиться не пришлось бы. К несчастью, родители девушек ясно давали понять, что выбор должен пасть на Шарлотту: она лучше подходит на роль жены будущего промышленника и землевладельца. Наверное, так оно и было. Но все дело в том, что Томаса безумно тянуло к младшей сестре, Саре, — впрочем, с точки зрения миссис Каррингтон это обстоятельство не играло никакой роли.