Виталий Каплан: Линия отрыва

– Кончилась совесть, мил человек, одна репа осталась, – хмуро сообщил Саша. Спасибо коньяку, все-таки какой-никакой, а фильтр… сдерживает до поры до времени стылый ужас. – А если я откажусь? Давить будете? Угрожать?

– Толку-то? – вздохнул Константин Павлович. – Чтобы отрыв сознания состоялся, вы должны сами этого захотеть. Из-под палки не получается… Вы что думаете, вы первый из пятнадцати? Вы девятый, с кем я разговариваю. Четверо уже там… в своих реальностях. Двое думают. Трое отказались наотрез. Из этих троих одному мы попытались создать должное расположение духа. Химическим путем. В кому-то он впал, а полного наложения не вышло, канал до сих пор наблюдается. Так что, увы, только добровольно. Ну, ясное дело, семью будем опекать по высшему разряду. Равно как и всех тех родственников, друзей, кого вы укажете… Тут уж денег не считают, сами понимаете. На карту поставлена судьба всего человечества…

– Уходите, – Саша, морщась, выплевывал слова. – И больше не приходите. Тоже мне, нашли героя, спасителя мира… У меня жена и дети! Я их люблю, и они любят меня. И мне это важнее, чем все эти ваши… – он не договорил. Схватило горло от внезапно подступивших слез. За что? Ну почему именно он, почему ему?

– До свидания, Александр Григорьевич, – поднялся полковник. Уходя, он прихватил с собою ополовиненный коньяк.

– Дядя Саша, что ж ты меня так ужасно обманул? Все обещал котенка, а не принес. Я уж измучилась ожиданием. Не по-соседски как-то.

Манечка сильно изменилась. Еще бы, шесть лет. Вместо забавной малышки – худенький, угловатый подросток. Пионерский галстук, пышная грива вьющихся волос, ироничная линия губ.

Чистая комната, обои в горошек, за окном ветер треплет одевшиеся первой листвой тополя. Середина мая, наверное. Никак не разобрать число на календаре. На стенке, чуть ниже портрета товарища Микояна. Черная тарелка радио бубнит новости:

– С небывалым энтузиазмом готовятся к весеннему севу крестьяне Тамбовской области. Свободный труд на свободной земле объединяет и сплачивает советских людей. Теперь, когда ужасы троцкистско-сталинской диктатуры в прошлом, когда страна в едином порыве очищается от мрачных извращений недавних лет, трудящиеся с чистым сердцем работают на благо социализма. Как учит нас товарищ Микоян…

Радио заглушил обиженный детский плач. Ворвались Машка с Димкой и, размазывая сопли по щекам, принялись орать:

– Ты нас обманул! Обещал в зоопарк, а сам! А сам!

Выступила из темноты тетка Авдотья, принялась их гладить и утешать, одновременно и показывая «козу рогатую», и причитая «Ох, Саша-Саша».

– Товарищ Лучницкий? – сунулся в дверь котообразный чекист. – Пройдемте, у нас к вам серьезный разговор. Кстати, привет от Константина Павловича. Очень положительно вас рекомендовал…

Саша рывком вскочил, сбросил на пол одеяло. Недовольно завозилась в постели Люся, но так и не проснулась.

В окошко спелым апельсином глядела полная луна. Неярко высвечивалось время на стенных часах: 04:13. Ветер, забравшись в форточку, беззастенчиво теребил занавеску.

«Никогда! Никуда! Сдурели они все! – колотилось под кожей, там, где полагалось находиться сердцу. – Тоже мне, нашли идиота!»

И стыдно было лишь от того, что он ведь и в самом деле не принес Манечке котенка.

15-22 апреля 2004