Роман Шмыков - На Юге, говорят, теплее

Тихо, стараясь не разбудить дочь, я проверила запасы. Вчера вечером мы слишком устали, чтобы проводить ревизию оставшегося провианта и рухнули без ног спать. Так, несколько энергетических батончиков, две полные полуторалитровые бутылки воды и две таких же, но пустых. Надо бы наполнить. Ещё… эм… тринадцать пакетиков с сухой лапшой без приправ. Придётся обшарить весь торговый центр и особенно первый этаж, где обычно находились огромные продуктовые.

Я встала, свернув в рулон спальный мешок и уложив его в рюкзак, от которого на плечах уже ороговели все мозоли. Колени хрустнули, когда я выпрямилась, и меня чуть покосило. Мы не голодали, но я чувствовала, как из нас медленно уходят силы. Мало-помалу, но мы худеем и скоро должны будем остановиться навсегда, так и не дойдя до Юга.

Я достала карту. До места, о котором говорили ещё на прошлой базе, где жили почти пятьдесят человек, оставалось ещё полторы тысячи километров, и нам до сих пор не попалась ни одна машина с ключами или заправленная хотя бы на четверть. Либо одно, либо другое, и никогда не вместе. Я провела пальцем по сухой мятой бумаге старой карты, словно это приближало нас хотя бы на километр к точке. Она почти мифическая. Короткую, буквально случайно пойманную радиопередачу мы словили ещё два месяца назад. Возможно, это место уже перестало существовать, или изначально это было ловушкой для тех наивных, кто отважится найти что-то более уютное, чем склады еды в огромных железных контейнерах, разбросанных по всей стране в день большого взрыва.

Глаза смыкались. Я не выспалась, но спать дольше шести часов просто опасно. Я медленно раздвинула застенок из манекенов и прислушалась.

Ничего.

Вообще. Я так соскучилась по звукам птиц, да по любым звукам. Грохот трамваев, шины колёс машин, разговоры людей по телефону. Этот шум словно пропал внезапно. Как будто тебе ударили по уху, и теперь ты слышишь лишь странный приглушённый писк. И ничего кроме него.

Я подошла к выходу. Стеклянные витрины густо затянуты странным буроватым мхом, не пускающий свет внутрь маленького магазинчика. Этот же мох тянулся по полу тонкими, подобно венам, нитями. Они перемыкали через ограждения этажного пролёта и уже толстыми лианами, ссохнувшимися на кончиках, свисали вниз почти до самого пола. Там, под нами, на высоте почти пятнадцати метров, стояла статуя, полностью затянутая разными растениями, а на верхушке головы чуть ли не светился жёлтый цветок с длинным вытянутым бутоном, похожим на раскрытую банановую кожуру. Я огляделась по сторонам. Ни шороха, ни случайного порыва ветра, задевшего какую-нибудь тонкую металлическую пластину. Мир будто погрузился в вакуум, и мы в самом его центре.

Я вернулась обратно в магазин. Алиса похожа на кокон, из которого вот-вот должна появиться бабочка. Дочка спит так мило, что рука еле поднялась, чтобы погладить её по костлявому плечу и разбудить. Заспанные глаза открылись попеременно, а лицо исказилось в гримасе глубокой и долгой обиды, которая на самом деле растворится в ближайшие несколько минут. Я протянула Алисе воды. Мне пришлось остановить её на третьем глотке, иначе появляется шанс остаться без жидкости на долгое время.

– Как спалось?

Алиса кивнула и посмотрела мне прямо в глаза. Я погладила её по волосам, тонкими сосульками прилипшим к маленькой тонкой подушке. Алиса похожа на солнышко, зашедшее за тучку, которая всё никак не хочет уходить.

– У нас есть батончик. Будешь с яблоком или с апельсином?

– Апельсин, – сказала она совсем тихо, даже я еле расслышала в этом абсолютном беззвучии. – Есть два?

– Нет, милая. Я тогда возьму яблоко.

Мы перекусили. Это просто издевательство над желудком. Он чувствует еду, он голоден, но вместо питательной пищи мы его кормим пустыми сахарами. Клянусь, я бы сейчас и голубя съела. Жаль, что последнего я видела полгода назад.

– Внизу поищем ещё еды, – я обращалась к голодной дочери, и сердце внутри беспокойно болело. Будто я дразню её, ведь если в этом торговом центре не завалялось хоть каких-нибудь захудалых перекусов, то это будет моя вина.

– Хочу куриную ножку.

Я улыбнулась и чуть не расплакалась. Детская наивность, как же она свята. Мы встали, и я помогла Алисе свернуть спальный мешок. Его мы убрали в розовый рюкзак за её спиной, в который кроме этого свёртка и пары вещей ничего не влезало. Всё остальное было на моих плечах, удалившихся, как мне кажется, от головы на пару-тройку сантиметров.