Кирилл Берендеев - Хоуп

Не сказать, что сейчас все было хорошо — «Хоуп» походил на другой приют, только для тех, кто постарше. Ивица не знал, что его ждет в Нантакете, не особо верил в лучшее, как, наверное, и все здесь, но предложение капитана оставило холодный отпечаток в душе. Да и Борис воспротивился:

— Не буду я тут годы корячиться ни за грош. Из Нантакета махну в Нью-Йорк, там, поди, работу можно найти получше, чем паруса трясти да канаты плести.

Перед склянками Хоуп собрал экипаж. Он был бледен, кусал губы, словно получил еще одно послание, новую газету. А, может, так и было.

— Война расползается, — зло бросил он матросам и оглянулся на Стабба. Тот стоял рядом, на шканцах, изредка касаясь помятой куртки Хоупа, под которой виднелась застиранная рубаха и кое-как повязанный шейный платок, словно успокаивал этими прикосновениями капитана. — Вся лохань Средиземного моря охвачена ею. Америка пока не участвует в войне, но не так давно крупно вляпалась, может вляпаться повторно. Я не знаю, как отреагируют на наш флаг, — махнул он на изодранную полосатую тряпку с кругом звезд в синем крыже, — в Баре мне уже высказали пару ласковых. Я бы мог поднять испанский, это судно когда-то носило королевский штандарт, но сейчас там республика, а за неправильный флаг в любом порту могут вломить. Особенно сейчас. — Хоуп помолчал немного и добавил: — Мы идем в Оран. Но если и там… поспешим.

Пробурчав последние слова, он круто развернулся и бухнул дверью каюты. До самого порта его почти никто не видел. Да и не до него было — на следующий вечер Ивица утащил две газеты, по настоятельному требованию Горана, который должен был своими глазами увидеть и во всем разобраться.

«Бутафория», — буркнул он поначалу, заполучив номера, английский давался ему с трудом. Проще всего было отдать газету Борису, но тот, как всегда, когда просили, начал ломаться. Пришлось напомнить, кто главный. Не совсем номера, пояснил Борис, подборка статей с такого по такой-то месяц, потому газета и толстая, на тридцать две полосы. Может, капитан увлекается фантастикой?

— Тут много чего непонятного написано, особенно про передвижные цистерны с пушками, ракетные бомбардировки и много чего еще. На Жюль Верна похоже, — несколько разочарованно произнес Ивица.

Иштван разглядывал номера последним, долго листал, прежде чем вернуть, пробурчал: «Все может быть. — И добавил: — Я, наверное, останусь», сделав ударение на слове «наверное», чтобы стало понятно, с кем он теперь. Тем более что следующую ночь вахтовать ему.

Вернулся Иштван под утро, сосредоточенное выражение лица говорило, что ему хочется многим поделиться, но только натура не позволяла. Оставшись один, Иштван забылся беспокойным сном, а когда проснулся, тут же разыскал Ивицу и заговорил с ним. Слова давались ему с трудом.

— Странный прибор видел, что-то вроде шара. Господин капитан его каждую полночь проверяет, мне Вилл, рулевой, сказал. Не компас, не астролябия, там деления от одного до одной к тремстам шестидесяти пяти по кругу, вот так: один, одна вторая, одна треть, четверть… На «Кодак» похоже, помнишь, у господина учителя… — Ивица невольно вздрогнул, и Иштван тут же добавил: — Сам посмотришь, скоро тебе стоять.

— На скольких сейчас стоит? — вдруг спросил Ивица.

— Одна двадцать четвертая, — замявшись, ответил Иштван.

Оба замолчали. Ивице хотелось еще посидеть, но не получилось, так и разошлись, думая об одном, да порознь. Спускаясь в трюм, он видел, как Иштван подошел к борту и долго всматривался вдаль, будто надеялся увидеть стремительно приближавшийся берег — барк шел ходко, крепчавший ветер раздувал паруса, подгоняя судно. Вечером он перешел в шквал, но приказа снимать паруса не поступило. Судно рвалось на юг, подгоняемое колючим ветром.

Поздней ночью на горизонте показалась земля, «Хоуп» буквально ворвался в порт. Суета, шум, гам, матросы загрохотали коваными башмаками по палубам, стремительно взлетали по вантам, травили гики, выбирали фок и грот: судно теряло ход, истошно визжа под напором безумствовавшего ветра, направляясь к самому дальнему пирсу — бетонной скале, одиноко белевшей в свете стремительно светлеющего неба. Пара минут, начался и закончился восход, будто выпущенное из темницы светило стремительно поднималось по небу, спеша в зенит. Перед высыпавшими на палубу мальчишками открылась картина полупустого порта, чей век или уже прошел, или еще не настал, величавые портальные краны, сгрудившись, позванивали, жалуясь на долгий простой. Капитан крикнул портовым на скверном французском, его едва поняли, но швартовы приняли, сходни подали. Кто-то из начальства поднялся на борт, объяснился, польстившись на золото, незамедлительно согласился на все и принялся отдавать распоряжения. Хоуп развернулся и стал командовать своими, включая и Стабба, старпом ушел в трюм и там руководил разгрузкой. Ивица уже не выбирался с кухни: капитан пригласил отобедать начпорта, а тот пригласил и своих помощников, так что коку и его подручным работы прибавилось вчетверо.