Кирилл Берендеев - Хоуп

Подростки спешно одевались и скучивались у входа. Их должно быть не менее семидесяти, но оккупационные власти предпочли отправить только старший класс, самых беспокойных. Приют расформировали, оставив во главе группы Крстича, младшие классы перевезли в Цетине.

Господин учитель задержался проверить, не забыли ли что, но что можно забыть, если всех пожитков — заплечный мешок? Он оглядел склад и едва не наткнулся на Ивицу, подросток растерянно смотрел на учителя, сжимая в руках котомку. Крстич смешался, Ивица с самого появления прилепился к наставнику, видя в нем куда больше, нежели просто воспитателя. Он-то в приюте не с малых лет, как большинство сверстников, всего — ничего, ни к чему не привык, да и друзей не завел. Отца и старшего брата убили еще во время войны за независимость, мать умерла, его, девятилетнего, взяла на попечение двоюродная тетка, но после первых поражений королевской армии предпочла уехать, оставив Ивицу одного.

Так он и попал в подгорицкий приют, где, наряду с преподаванием, проводились и общественно-полезные работы, ведь до четырнадцати лет ребенок принадлежал государству, а затем его вбрасывали в мир готовым тружеником. В том приюте полагались в основном на столярное дело, но Ивица в занятии не преуспел, зато стараниями господина Крстича влюбился в чтение, все свободное время проводил в скудной библиотеке, чем стал объектом насмешек среди товарищей. Вот и сейчас, когда все прочие поспешили к пирсу, он остался дожидаться учителя.

Крстич молча закрыл двери склада, легонько подтолкнул Ивицу следом за другими, и сам пошел к потрепанному барку. Нетерпеливый заводила Горан приплясывал на сходнях. Вечно сам по себе, сбежав от родителей и попав в приют в восьмилетнем возрасте, он не признавал никаких авторитетов. Горан и старшую сестру пытался увести из дому, но та отказалась. Почему он сошелся с Ивицей, почему иногда поколачивал, не позволяя никому другому и пальцем его тронуть, трудно сказать. Больше всего этого не понимал сам Ивица, но разойтись с приятелем не мог, то ли боялся, то ли привык к колючему нраву товарища. Не разделял только отношения к господину учителю, ведь для «названого брата» авторитетом тот никогда не был. Горан терпел его уроки исключительно для получения документа. Он и выглядел на добрые семнадцать, даже пушок на верхней губе появился. Без документа никуда, не раз говорил он, а с ним устроиться можно подмастерьем, везде рукастые люди нужны. Горан мог хоть канаты плести, хоть ботинки подбивать, — лишь бы платили…

Раздался звонкий перестук сапогов, и по причалу быстрым шагом прошли четверо: обер-лейтенант в новенькой серой шинели, очевидно, из штаба, и трое таких же серых фельдфебелей.

— Милан Крстич? — холодно произнес офицер. Тот только кивнул в ответ, ком в горле не дал возможности говорить. — Вы задержаны на неопределенный срок для дачи показаний. Пройдемте!

— Вы его арестовываете, но за что?! — встревоженно спросил Ивица.

— Вы задержаны, — повторил обер-лейтенант. — Только сейчас пришел «воздух» из Вирпазара: ваш брат Милослав пойман, мы обязаны провести очную ставку.

— Но я не видел его два года. — Господин учитель впервые растерялся, не зная, что делать. Ведь судно скоро отойдет, его ребята, как они будут… А Милослав… он и вправду всем сердцем желал увидеть брата, не при таких, конечно, условиях… И все же, если ему нужна помощь… Но что будут ребята без него делать?..

— Заметьте, мы вас пока только задерживаем. Вероятно, после очной ставки вас отпустят. А они, — кивнул офицер в сторону мальчиков, — подождут вас в Нантакете.

Добра он желал или кривил душой, Крстич не понял, но неожиданно почувствовал, как в бок ему уперлось дуло маузера.

— Не дурите, Крстич, ваши воспитанники сами доплывут.

Побледнев, учитель кивнул, обернулся к ребятам, которые немедля окружили его, и дрожащей рукой помахал им. Горан схватил Ивицу едва не в охапку, будто боялся, что тот мог броситься на выручку, — а ведь мог бы. Крстич прокричал: «Держитесь, я скоро!», подростки заорали в ответ, а потом разом все смолкли. Фельдфебели старательно загнали их на палубу барка и тут же покинули судно. Сходни попадали на причал. Издалека донесся властный голос: «Отчаливай!», и судно все быстрее начало уходить в открытое море.

На барке кипела работа, взбегавшие по вантам матросы ставили паруса, поворачивали реи, чтобы барк скорее подхватил попутный ветер. Вся эта подвижность, текучесть, все это немыслимое быстрое перемещение множества людей напоминало работу муравьев в муравейнике.