Кирилл Берендеев - Хоуп

Горан с Борисом разбили барк на сектора и обшарили его весь в поисках хоть какого-то приемника. Но ни скрытых антенн, ни тайных проводов, ни мимеографа, на котором могла прямо здесь, по сообщениям радио или телеграфа, печататься газета, так и не нашли. Вопрос отложили на потом — когда Ивица стал приносить известия о свержении короля Альфонсо XIII, о вооруженных выступлениях, в том числе и на островах, мимо которых проплывал барк. Противостояние новоизбранному президенту Саморе стремительно усиливалось. Сначала в Астурии, а затем и по всей стране началось восстание. В последнем сообщении, полученном Ивицей из газеты, говорилось, что Италия вмешалась в гражданскую войну и захватила Мальорку. Эту статью Ивица прочитал насколько мог внимательно — в небольшой врезке внизу страницы рассказывалось, что за последний десяток лет Италия в значительной степени расширила зоны влияния, захватив немало территорий: Ионические и Додеканесские острова, Корфу, Албанию, Далмацию, Сомали, Эфиопию, Эритрею… список вышел пугающим. Конечно, Англия и Франция могли похвастаться куда большими колониями, но не за такой срок и не в Европе. Да и не во время войны со столь мощным противником.

За стеной послышались шаги, у Ивицы оставались последние секунды, чтобы положить газету на место. Он успел только взглянуть на шапку «Обзервера» и, разглядев дату издания, вздрогнул от неожиданности. Дата была непонятная, нелогичная — «1939 a.d. May». Ивица выскочил на палубу, где и столкнулся с Хоупом. Бледный как полотно, с искаженным лицом, он чем-то напомнил мальчугану скверного театрального актера, переигрывающего роль Мурада или Сулеймана.

Впрочем, все последние дни Хоуп выглядел худо. Если и показывался на глаза, то лишь для того, чтобы переговорить со старпомом и снова скрыться в каюте. Обеды он стал пропускать, носить же еду капитану Ивице строго воспрещалось, это делал лично Стабб, оставляя для мальчишки лишние минуты нахождения без присмотра в кают-компании, чем тот и пользовался — старательно обшаривал помещение. Как в тот раз, когда нашел кипу старых номеров «Обзервера», или как сегодня, когда детально смог прочесть, пусть через слово, статью об основателе империи и великом председателе правительства Италии с неприятным лицом. Статья о премьере находилась на второй странице, и паренек уже перелистывал ее, как его спугнули чьи-то шаги.

— Проклятая лохань! — ругнулся Хоуп, делая вид, что не замечает Ивицу. — Мы тут как в мышеловке. Не одна страна, так другая, не погромы, так революции. Нет, к черту их всех, идем в Алжир. — Он, наконец, взглянул на Ивицу так, словно только что его увидел. — Вам надо поразмять ноги, засиделись на корабле. А дальше в океан, только в океан, пропади эти моря и проливы пропадом! Вот что, — вдруг наклоняясь к нему, произнес капитан, — тебе ведь нравится здесь, вижу, нравится. Корабль у нас крепкий, сколько бы ему ни стукнуло, еще долго проплавает. Подумай, может, останешься с нами? И друзей своих спроси. Подумай, — повторил он, — время летит ох как быстро. А я здесь всегда.

Паренек не заметил, как домчал до камбуза. Столкнувшись с Гораном, он принялся сбивчиво тараторить, забыв про тарелки, — об Алжире, о предложении капитана.

— А по мне, почему бы и нет, — пожал плечами Горан. — Место доброе, меня тут вроде как приветили. Посмотрим, как шторм пройдет, а то вдруг укачает. И Иштван возражать не будет, он и в Подгорице никого не знал, кроме нас, на кой ему Нантакет… А когда сэр будет набирать, по прибытии или чуток позже? А ты сам? Ведь столько всего про корабли знаешь — и хоть бы раз себе помог. Ну, что за дело, поваренок на кухне.

— В камбузе, — машинально поправил товарища Ивица и замолчал. В самом деле, в подгорицком приюте книги собирались больше на приключенческую тематику, а не только богословские трактаты и наставления старцев. Видно, прежний директор, да и сам господин Крстич — как он сейчас, отпущен ли, плывет следом? — старались хоть немного да потакать вкусам отроков, с малолетства оторванных от семьи и принужденных искать утешения в чем-то ином, кроме компании себе подобных. Стивенсон, Сабатини, Буссенар, Верн, Лондон, Миклухо-Маклай и другие авторы представляли новых друзей. Ивица особенно любил героев двух последних — одиночек, ищущих испытания для тела и спокойствия для души. Трудностей и в его жизни хватало с избытком, а за чтением можно представить, как, пусть нелегко, пусть непросто, но можно их все преодолеть. Больше всего ему нравились книги о море, потому, наверное, что путешествия по морю, тогда еще, до войны, с родителями, оставались самыми приятными воспоминаниями.