Майк Резник - По дороге памяти

И теперь один из нас терял себя – день за днем, минута за минутой.

Однажды утром она заперла дверь ванной и не смогла вспомнить, как ее открыть. Я по другую сторону двери пытался объяснять, но она так перепугалась, что не слушала. Я пошел звонить в пожарное депо, а она появилась рядом и спросила, зачем я им звоню и что горит.

– Она не помнила, что заперлась, – пояснил я доктору Кастльману на следующий день. – Вначале она не смогла справиться со щеколдой, которую легко отпирает трехлетний ребенок, а затем открыла дверь и тут же забыла, как только что с ней мучилась.

– Именно так развивается ее болезнь, – ответил он.

– Когда она перестанет меня узнавать?

Кастльман вздохнул.

– Не знаю, Пол. Вы самое важное в ее жизни, самое неизменное, поэтому вас она забудет в последнюю очередь. – Он опять вздохнул. – Может пройти несколько месяцев или несколько лет, а может, это случится завтра.

– Несправедливо, – проворчал я.

– Да, несправедливо, – ответил он. – Я осмотрел ее и, раз уж на то пошло, для женщины такого возраста физическое здоровье у нее отменное. Сердце и легкие работают хорошо, давление в норме.

Еще бы у нее давление было не в норме, с горечью подумал я. Она же не размышляет днями напролет, что будет, когда ее перестанет узнавать человек, с которым она прожила всю жизнь.

Затем я осознал, что она большую часть своего времени вообще ни о чем не размышляет, и почувствовал себя виноватым в том, что жалею себя, тогда как это ее разум и память ослабевают все быстрее и быстрее.

Две недели спустя мы ездили в продуктовый магазин. Она отошла за чем-то – кажется, за мороженым, а когда я взял все, что нужно, и отправился в отдел замороженных продуктов, Гвендолин там не оказалось. Я огляделся, проверил соседние ряды – безуспешно.

Я попросил сотрудницу магазина посмотреть в дамской комнате – там тоже никого не было.

Меня потихоньку начала охватывать паника. Я собрался идти на парковку искать Гвендолин там, но тут в магазин зашел полицейский, очень вежливо ведя под руку мою жену.

– Она бродила в поисках своей машины, – объяснил он. – «Нэш Рамблер» 1961 года.

– Уже сорок лет, как у нас нет этой машины. – Я повернулся к Гвендолин. – Ты в порядке?

На ее лице блестели дорожки слез.

– Прости, – проговорила она. – Я не помню, где мы припарковались.

– Все хорошо, – ответил я.

Она продолжала плакать, повторяя, как ей жаль. Очень скоро на нас смотрел весь магазин, и управляющий предложил отвести Гвендолин в свой кабинет, чтобы она там передохнула. Я поблагодарил его и полицейского, но, решив, что нам лучше отправиться домой, проводил жену к «Форду», на котором мы ездили последние пять лет.

Когда мы завели машину в гараж и вышли из нее, Гвендолин остановилась и принялась рассматривать «Форд».

– Хорошая машина, – сказала она. – Это чья же?

– Специалисты ни в чем не уверены, – говорил доктор Кастльман, – но считают, что дело в бета-амилоидах. У больных Альцгеймером или синдромом Дауна находят избыток этих белков.

– А вывести или нейтрализовать их как-то можно? – поинтересовался я.

Гвендолин сидела в кресле, уставившись в стену и нас не замечая. С таким же успехом мы могли бы находиться в тысяче миль.

– Если бы это было так просто, проблему бы давно решили.

– Значит, дело в белках. Они поступают с какой-то пищей? Какие-то продукты, которые ей лучше не есть?

Доктор покачал головой.

– Существуют разные белки. С этим мы рождаемся.

– Он в мозге?

– Он формируется в спинномозговой жидкости.

– А нельзя его оттуда извлечь? – не унимался я.

Он вздохнул.

– К тому времени, как у человека выявляются нарушения, уже слишком поздно. В мозге образуются бляшки, и как только это происходит, болезнь становится необратимой. – Он устало замолчал. – По крайней мере, сейчас необратимой. Когда-нибудь ее научатся лечить. Нужно только найти способ замедлять процесс, пока он не зашел далеко. Не удивлюсь, если мы справимся с этим недугом уже через четверть века. Настанет день, когда бета-амилоидные нарушения будут выявлять и корректировать еще в утробе матери. Медицина не стоит на месте.

– Но помочь Гвендолин она не успеет.

– Нет, не успеет.

За следующие несколько месяцев она уже постепенно перестала осознавать, что у нее Альцгеймер. Она больше не читала. но все время смотрела телевизор, причем больше всего любила детские передачи и мультфильмы. Заходя в комнату, я слышал, как моя восьмидесятидвухлетняя любимая подпевает «Клубу Микки Мауса». Было такое чувство, что если по телевизору будут транслировать картинку проверки качества сигнала, она будет смотреть на нее часами.