Фриц Лейбер - Зеленое тысячелетие. Рассказы

Однажды утром я прочитал в газете, что мать Фиаринга продала свой дом и отправилась в турне по Европе.

О Вельде у меня не было никаких сведений. Конечно же, время от времени я вспоминал о случившемся, прокручивая события прошлого в сознании. Я вновь обдумывал свои былые подозрения, стараясь найти разгадку, но всякий раз приходил к выводу, что все эти подозрения были ни чем иным, как фантазией, что доказывали трагическая искренность Макса и самообладание Вельды.

Я старался заново представить себе странные и загадочные превращения, свидетелем которых был в кабинете Макса, однако, как не пытался, они казались все более и более нереальными. Я был слишком возбужден в то утро, говорил я себе, и мой мозг преувеличивал то, что я видел. Это нежелание доверять собственной памяти временами навеивало на меня странную мучительную горесть, возможно, схожую с горестью Макса, которую он испытал, потерпев крах. Словно какое-то восхитительное видение исчезло из окружающего мира.

Иногда я вспоминал Фиаринга таким, каким увидел его в то утро — сияюще здоровым, с гармонично едиными разумом и телом. Было очень трудно представить, что такой человек — мертв.

Затем, через полгода, я получил короткую записку от Макса. Если я свободен, не заглянул бы я к нему домой сегодня вечером? И все.

Я почувствовал внезапную радость. Возможно, период рабства у прошлого окончился и блестящий разум снова принялся за работу? Мне пришлось отменить деловую встречу, но я, конечно же, отправился к нему. Когда я сошел с пригородного электропоезда, дождь прекратился. Последние лучи солнца освещали мокрые деревья, тротуары и выглядевшие мрачными дома. Максу случилось построить свой дом в местности, которая так и не стала популярной, — непредсказуемый пульс загородной жизни забился сильнее в другом районе.

Я прошел мимо кладбища, где был погребен Фиаринг. Необрезанные ветви деревьев касались кладбищенской стены, превращая некоторые участки тротуара в туннели из листьев. Я порадовался, что захватил с собой фонарик, чтобы освещать дорогу на обратном пути, и вспомнил, что Макс обыкновенно напоминал гостям о фонарике уже на пороге своего дома, когда ничего нельзя было уже изменить.

Я быстрым шагом прошел мимо домов, которые попадались все реже и реже. Асфальтовая дорожка, по которой я шел, была покрыта трещинами, их становилось все больше. Сквозь трещины пробивалась трава. Внезапно я вспомнил разговор, который состоялся у нас с Максом несколько лет назад. Я спросил его — не одиноко ли Вельде здесь? И он со смехом заверил меня, что у них с Вельдой — страсть к одиночеству и им нравится быть подальше от любопытных глаз соседей.

Интересно, подумал я. не принадлежал ли какой-то из домов, мимо которых я проходил, семье Фиарингов?

Наконец я добрался до виллы Макса. Это было небольшое двухэтажное строение. За ней находилось еще несколько домов. Ну а дальше, я это знал, царствовали сорняки, тротуары были покрыты грязью, а фонарные столбы ржавели в темноте.

Не ставшие престижными жилые районы представляют собой довольно мрачное зрелище.

Всю дорогу я чувствовал запах влажной земли и камней.

В гостиной горел свет, но через стеклянную дверь в сад, там, где я когда-то заметил Вельду и Фиаринга, никого не было видно. В холле было темно. Я постучал в дверь. Она тут же открылась. Передо мной стояла Вельда.

Я еще не описывал Вельду. Она была из тех красивых, обладающих чувством собственного достоинства, практически неприступных, но весьма привлекательных женщин, на которых склонны жениться удачливые интеллигентные мужчины средних лет. Высокая. Стройная. С изящной головкой. Светлые волосы стянуты на затылке. Голубые глаза. Тонкие, изысканные черты лица. Покатые плечи, а затем тело, которое циник назвал бы основным достоинством и, возможно, был бы не совсем прав, потому что всему этому сопутствовал живой и вполне отважный ум. Изысканные манеры, но не очень много искреннего тепла.

Такой я помнил Вельду.

Вельда, стоявшая передо мной сейчас, была иной. На ней был серый шелковый халат. В тусклом свете уличного фонаря стянутые на голове волосы выглядели если не седыми, то истончившимися и ломкими. Высокая красивая фигура казалась какой-то бесплотной и тощей. Она горбилась, как старуха. Изысканные черты лица. сжались. Вокруг голубых глаз, слишком пристально глядящих на меня, пролегли темные круги.

Она поднесла палец к иссохшимся губам и другой рукой застенчиво прикоснулась к лацкану. моего пальто, словно собираясь вести меня туда, где мы могли спокойно поговорить.