Лили Блек: Ракшас

— Что скажете? — Равана обратился к приближенным, желая переложить на них решение, которое не в силах был принять сам.

И каждый из военачальников ракшасов начал выкрикивать безумные клятвы, похваляясь, что может в одиночку сразить Раму и Лакшману. Они повскакивали со своих мест и, неистово размахивая копьями, палицами, луками, дротиками, топорами и мечами, сулили смерть не только Раме и его брату, но и всему обезьяньему войску.

— Ты слышал, что говорят советники? — Равана насмешливо поднял бровь, глядя на Вибхишану.

— Страсть твоя к Сите погубит тебя, брат, — печально сказал брахман. — И не только тебя, но и всех нас. Молю тебя, пока обезьяны не овладели Ланкой, а стрелы Рамы не снесли голову лучшему из ракшасов, верни ему его возлюбленную супругу.

— Лучше жить среди явных врагов или среди разъяренных змей, чем с теми, кто выдает себя за друзей, а является тайным врагом! — Равана говорил, движимый чувством ярости и осознанной вины. — Природа родственников одинакова повсюду, что среди ракшасов, что среди людей. Везде они рады несчастью ближнего. А родственники царя всегда стараются расстроить его победоносные замыслы. Почему ты хочешь унизить меня, брат мой?

— Бродящий в ночи, — Вибхишана не оставлял надежды уговорить царя. — Мощь врага беспредельна и боги поддерживают их. Ради блага и жизни всех обитателей Ланки, ты не имеешь права пренебрегать предупреждением. Нет мудрости в том, что было сказано твоими советниками, как нет у грешника надежды на небесное блаженство. Верни Ситу Раме и восстановится покой на нашем острове.

— Знаешь, что в былые времена сказали слоны, завидев охотников? — Равана стал язвителен. — «Нам не страшны ни огонь, ни оружие, ни даже ужасная петля — мы боимся только родичей своих, ослепленных себялюбием. Только с их помощью нас находят и ловят в лесах». Тебе эта притча ни о чем не говорит, брат мой?

— Прости, о Десятиглавый! — Вибхишана поднялся. — То, что я сказал, было сказано лишь ради твоего блага. Поступай, как хочешь, обороняй этот город, как можешь. Я ухожу, и да будешь ты счастлив без меня.

И Вибхишана ушел, оставив своего брата бесноваться в приступе бессильной ярости, не обращая внимания на приказы остаться, разметав по дороге из дворца ракшасов, пытающихся его остановить. А Равана рвал драгоценные ткани, шитые золотом и жемчугом, ломал резные панели, украшающие дворцовые покои, бросался злобно на своих советников, в отчаянии от предательства брата.

— Он позавидовал моей славе! — восклицал царь, а обитатели дворца разбегались по темным углам, убираясь с дороги разъяренного повелителя.

Роман проснулся, весь мокрый от пота, задыхающийся под одеялом. Все тело болело, словно после длительных упражнений в спортзале. «Черт, а шелк, оказывается, очень прочная ткань!» — мелькнула мысль. Он посмотрел на часы. Десять вечера. Что же он делает в постели? Еще слишком рано. Из полумрака комнаты выдвинулась звериная морда, подмигнув желтым глазом рептилии. Роман автоматически подмигнул в ответ. Он уже ничему не удивлялся. Казалось, что все идет так, как должно. Света улыбнулась со свадебной фотографии. Роман взял в руки снимок, не обращая внимания на саднящие ладони, погладил дубовую рамку. «Светка, знаешь, кажется, я свихнулся», — шепнул он изображению. Фотография тактично промолчала, перестав улыбаться. Вздохнув, он поставил ее обратно на тумбочку и побрел на кухню. Может, если принять снотворное, прекратятся эти идиотские сны, из-за которых возникает ощущение нереальности происходящего. Уже глотая элениум, Роман сообразил, что жены дома нет. Он даже растерялся. Куда она могла пойти? Да в любом случае, куда бы ни пошла, уже должна была давно вернуться. Он заметался по квартире, охваченный беспокойством. Картины и фотографии, развешанные на стенах, сопровождали его печальными взглядами.

Роман остановился перед пейзажем, купленным им как-то на Аллее Художников. Свете эта картина не нравилась, но его успокаивал вид осенней аллеи, желто-золотые листья лип, склоненные к серым скамейкам. А Света все время смеялась над двумя сороками, сидящими посреди лужи, и говорила, что ни одна нормальная птица не полезет в грязную воду. Одна из сорок повернула голову, уставившись на Романа блестящим черным глазом. Он протянул руку, пытаясь дотронуться до гладких нарисованных перьев. Сорока возмущенно защелкала, взлетев и опять приземлившись на место, подняв множество мутных брызг. В памяти всплыли ярко рдеющие в густой листве цветы деревьев кимшука. Ветви бхаллатак и бильв, склоняющиеся к земле под тяжестью цветов и плодов.