Роберт Сойер: Вспышки

— Не сомневаюсь в этом, — ответил я. Они всегда хорошие люди. Просто они поставили не на ту лошадь, и…

Нет. Нет, это неправильно. Они поставили на лошадь, а в скачках участвовали другие, более быстрые и совершенно невидимые существа. О которых мы ничего не знали.

— Работа была его жизнью, — продолжала Мэрилин. — Он был одержим ею. Не только своими исследованиями, но и преподаванием. Студенты его обожали.

— Охотно верю, — сказал я. Правда, было их очень мало. — Э-э… как вы добирались сегодня до работы?

— На метро, — ответила она.

— А где вы живёте?

— У нас квартира у озера, в Этобикоу.

У нас. Вероятно, она нескоро отвыкнет говорить «мы».

Она допила кофе; я тоже прикончил последний глоток.

— Пойдёмте, — сказал я. — Я подвезу вас до дома.

Мы спустились по лестнице и вышли на улицу. Было темно, и небо казалось равномерно чёрным; свет уличных фонарей прогнал с него звёзды. Если бы это было так просто…

Мы сели в машину, и я тронулся. Она уже позвонила двоим своим детям. Её дочь спешно возвращалась в город из лыжного похода — по искусственному снегу, понятное дело. Сын был в Лос-Анджелесе, но вылетал ночным рейсом и должен быть здесь к утру.

— Зачем они это делают? — спросила она. — Зачем инопланетяне это делают?

Я перестроился в левую полосу и включил поворотник. Вспышка, вспышка, вспышка.

Вдалеке был виден сужающийся конус «Си-эн Тауэр», самого высокого здания в Торонто, а когда я был маленький — и во всём мире, вытянувшегося к небу на полкилометра. Множество телевизионных и радиостанций вещало с него. Я указал на башню.

— Вероятно, они узнали о нас из наших же теле- и радиопрограмм — из того, что утекало в космос. — Я попытался придать голосу шутливый тон. — Сейчас они, должно быть, принимают сериалы 1970-х — видели что-нибудь из этой мути? Полагаю, они думают, что развивают нас. Вытаскивают из Тёмных Веков.

Мэрилин выглянула в пассажирское окно.

— В темноте нет ничего плохого, — сказала она. — В темноте уютно. — Больше она ничего не сказала, и дальше мы ехали в молчании. Город был сер и неприятен. Рождество наступило и прошло, и…

Забавно: я только сейчас об этом подумал. Обычно на Рождество звёзды были повсюду: на верхушках деревьев, на фонарных столбах — везде. В конце концов, звезда якобы возвестила рождение Иисуса. Но я не мог вспомнить, чтобы видел хотя бы одну на это прошедшее Рождество. Небесные знамения нынче утратили свою привлекательность…

В доме Мэрилин было два десятка этажей, и некоторые окна были заклеены фольгой вместо штор. Похоже, место раньше было довольно фешенебельным, но очень уж многие потеряли работу в последние два года. Я подрулил к дому. Она посмотрела на меня; глаза были мокры от слёз. Я знал, что ей будет очень трудно войти в квартиру. Несомненно, там было множество вещей её мужа, и всё выглядит так, будто он вот-вот вернётся. Я всем сердцем ей сочувствовал, но ничего не мог для неё сделать. Чёрт возьми, они должны разрешить нам прикосновения. Даже объятия. Человеческие контакты: только от них не больно.

Высадив её, я поехал домой, истощённый физически и эмоционально; почти всё время в зеркале заднего вида виднелась «Си-эн Тауэр», словно город показывал мне средний палец.

Майклу, моему сыну, теперь было пятнадцать, но, по-видимому, его не было дома. С его матерью мы разошлись пять лет назад, так что дом был пуст. Я уселся на диван в гостиной и включил настенный монитор. Как всегда, я задумался, смогу ли я жить здесь и в старости. Пенсионный фонд полиции обанкротился; половина акций, в которые он вложился, ничего не стоила. Кто захочет владеть акциями нефтяных компаний, если в любой момент может быть получена статья о том, как организовать холодный термоядерный синтез? Кому нужны акции биотехнологических компаний, если статья, объясняющая, как учинить ресеквенирование генов в домашних условиях, может прийти уже завтра?

Шёл выпуск новостей, который, конечно же, включал в себя обычный обзор энциклопедических статей, перевод которых был обнародован сегодня. Статьи приходили в каком-то чудно́м порядке, возможно, упорядоченные по алфавиту на каком-то инопланетном языке; мы никогда не знали, о чём будет следующая. За статьёй, посвящённой какому-либо аспекту биологии, могла следовать статья по астрономии, затем запутанный фрагмент истории какого-то чужого мира, а за ним — что-то из новой науки, которой мы даже и названия-то не знали. Я слушал без энтузиазма; как и большинство людей, я теперь всё делал без энтузиазма.