Весела Люцканова - Клонинги

– Счастливыми! – Я все больше ощетинивался. – А вы счастливы, доктор Зибель? И как вы думаете, я счастлив?

В этот момент вспыхнул экран в стене, появилось лицо молодой женщины, и ее мелодичный голос сообщил:

– Доктор Зибель, к генералу Крамеру. Вас ждут через пятнадцать минут.

– Принял! – Доктор Зибель нажал на какую-то кнопку, и экран погас. Руки доктора беспокойно шарили по письменному столу, а я внимательно следил за ними. – Пока сто таких ученых, как вы, стоят одной жизни, стоят жизни… Если бы с Еленой все было в порядке, я был бы самым счастливым человеком, а что до тебя, мой мальчик, с тобой покончено…

Его руки продолжали шарить по столу в поисках чего-то, чего не находили.

– Для великой миссии я не имею значения. – Я торопился выплеснуть свою злобу, пока меня не поглотил этот коварный пол, готовый разверзнуться под моими ногами в любую минуту, пока меня не ударила вольтовая дуга, которая в любую минуту могла вспыхнуть между стенами, пока меня не прикончило что-нибудь другое, о чем я не подозревал. – Но почему вы не создадите себе новую Елену Зибель тем же способом, каким сделали нас? И тогда вы были бы счастливы, не правда ли? Почему вы не создали снова вашу Елену?

Зибель схватился за голову. Он страшно побледнел – я ударил его по самому больному месту. Он хотел что-то сказать, но изо рта вырвался лишь хрип. Я смотрел на него и трезво рассуждал.

Если я хочу остаться в живых, я должен бежать. А я хотел жить. Именно сейчас хотел. Я осмотрелся, подошел поближе, схватил со стола микроскоп и со всей силой ударил им Зибеля по голове. Он сразу обмяк и замер. Я испугался, что убил его. Но доктор был жив, дышал. Я вздохнул с облегчением, мне совсем не нужно было его убивать, только бы добраться до остальных – и я в безопасности. Зибель никогда не посягнет на всех нас. Он не решится посягнуть…

Снова вспыхнул экран, и появилось лицо Хензега:

– Доктор Зибель, вас ждут у генерала Крамера. Вертолет приземляется. Я иду с вами.

Интересно, видел ли меня Хензег? Или же этот кабинет только поглощал информацию, не выпуская ее наружу? Лицо Хензега оставалось бесконечно спокойным, значит, он меня не видел.

У меня не было времени думать. С внутренней стороною замок был обычным, и это спасло меня – я тихо выскользнул из комнаты. Опасаясь встречи с Хензегом. Я быстро свернул в боковой коридор. Изо всех сил я старался идти спокойно, но сердце разрывалось в груди. И все же мне удалось укротить его и вернуться в аудиторию с непроницаемым лицом. Я занял одно из свободных мест, никто не понял, что это я также, как я сам никогда не знал точно, кто сидит рядом со мной. На руках мы носили браслеты с номерами, места в классных комнатах тоже были пронумерованы, но вопреки строгим правилам ни один из нас никогда не садился на определенное место. Это напоминало игру в прятки. Это был своеобразный бунт, скрытое несогласие, молчаливый протест против всех и вся. Каждый спал в своей постели и носил свою одежду, но только в целях гигиены. И в лаборатории каждый садился на свое место, но только потому, что этого требовали наши исследования. Что же касается чувств, которые мы испытывали друг к другу, то это была странная смесь любопытства, ненависти, любви и зависти. Мы рассматривали друг друга и беспомощно опускали глаза. Не было необходимости в именах. Теперь я знал мы были клонинги. А где-то далеко старый мужчина ни о чем не подозревал. И спал спокойно. Или его уже не было в живых?

Мне хотелось вскочить на стол и кричать, кричать до хрипоты, пока не раскрою ту тайну, которую я узнал. Слишком тяжела была эта ноша для одного! Мне хотелось растрясти эти одинаковые мозги, взорвать их, чтобы одним ударом перечеркнуть двадцатилетнюю работу Зибеля и все его безумные надежды. Каким несчастным я чувствовал себя в эту минуту несчастным и беспомощным – я должен был молчать. И быть один.

Вслед за мной в аудиторию вошел Хензег. Он выглядел обеспокоенным. Очевидно Зибель пришел в себя у него на руках, конечно, если Хензег знал о существовании тайного кабинета. Они не пошли на совещание и теперь Хензегу было известно и обо мне и о нашем разговоре… Хензег молчал и его молчание не предвещало ничего хорошего. Его взгляд скользил по нашим одинаковым лицам, но это ничего не давало. И он сам это понимал. Нас сотворили такими одинаковыми до ужаса одинаковыми с одинаковыми телами одинаковыми мыслями – и теперь все это обернулось против них самих. Попробуйте отыщите меня! И все же я не совсем такой, как остальные. Со мной была допущена ошибка. Это возможно – природа иной раз проделывает подобные шутки и на сто случаев всегда бывает одно исключение. Может быть одна из ста соматических клеток моего отца чем-то отличалась от остальных, но этого не установили даже самые точные аппараты. И я появился на свет, чтобы мешать вам.