Леонид Дюк - Теория поля

После окончания школы встал вопрос выбора профессии. В главном сомнений не было: технический склад ума требовал применения в соответствующей области человеческой деятельности. С детства обожавший все, что связано с компьютерами и, несмотря на свой юный возраст, имевший уже довольно много собственных разработок, он видел себя программистом, системным аналитиком или кем-то еще в этом роде. А началось все с детского марсохода, который управлялся элементарной программой, предварительно задаваемой ребенком. Несмотря на кажущуюся простоту нехитрых команд, на практике требовалось немало усилий, чтобы заставить игрушку добраться из детской до кухни, напугать маму одновременным залпом из всех орудий и благополучно вернуться обратно. К тому же конструкторы забыли предусмотреть возможность внесения изменений в программу. Каждый раз, чтобы исправить ошибку, приходилось заново набирать все команды. Потом были программируемые калькуляторы, карманный компьютер с единственной строкой экрана и встроенным компилятором языка Бейсик, привезенный отцом из-за границы. Затем – большие машины в вычислительном центре родителей, где приходилось долго и нудно набивать код на перфокарты, и, наконец, собственный персональный компьютер, подаренный на 1 сентября 1991 года, когда Арсений пошел в выпускной класс школы. К моменту получения аттестата зрелости для него уже практически не осталось белых пятен в устройстве этого электронного агрегата.

Мать и отец, напротив, всей своей родительской душой желали, чтобы сын пошел по их стопам, продолжил семейную традицию, использовал богатейший набор полученных результатов, развил все созданные ими теории и добился практического применения открытых физических явлений. Они говорили ему, что информационные технологии – это прикладная наука, что она не способна существовать сама по себе, а является лишь инструментом для настоящих, подлинных ученых. Что, выбрав эту специальность, Арсений всю жизнь будет вынужден довольствоваться второстепенной ролью, быть подручным у настоящих, признанных мастеров, выполняя задачи лишь по обслуживанию значимых и интересных проектов. Мать говорила о том, какую помощь в его карьере могут оказать обширные родительские связи, их многочисленные друзья, знавшие Арсения с самого детства, и их репутация, заслуженная тяжелым трудом всей жизни. Как удобно защищать диссертацию в совете, состоявшем сплошь из родственников, знакомых и собственных научных руководителей. Однако все эти доводы казались мальчику абсолютно незначительными и не имели ни малейшего отклика в его непреклонной душе.

Тогда мать, зная, как сын обожает Малахова, привела последний, оказавшийся решающим и истинно убийственным, аргумент: в случае выбора традиционной семейной специализации учиться Арсений будет непосредственно у Евгения Михайловича. Против такой перспективы сын устоять не смог: он успел сильно привязаться к профессору и даже тайно считал его своим духовным наставником. Кроме того, его сильно впечатляли необычные способности Малахова. Быть может, в сравнении с признанными, знаменитыми провидцами и экстрасенсами ему и не удалось добиться столь уж заметных успехов, но для Арсения он представлялся настоящим, подлинным мастером. Максимум, что удавалось самому Арсению при всем его старании, – лечить головную боль у близких ему людей.

Преподавателем Евгений Михайлович был превосходным! Студенты не просто его любили, они его боготворили! Он никогда не ставил своей целью формально выполнить программу обучения, поставить побольше хороших или плохих отметок. Основной задачей он считал передачу всех своих знаний студентам. Каждому столько, сколько тот способен воспринять. Его лекции заставляли студентов открывать рты от удивления и восхищения. Его практические занятия больше походили на дружеский диалог, совместный мозговой штурм, в котором профессор являлся таким же точно участником, как и все остальные. Ему приходилось лишь изредка тонко и незаметно направлять дискуссию в нужное, правильное русло. Он никогда ничего не писал на доске. Даже если требовалось объяснить что-то новое и сложное, он предпочитал отдать инициативу в руки одного из студентов, чтобы тот при активной помощи всей аудитории, управляемой грамотной рукой преподавателя, самостоятельно добился нужного результата. И студентам не было скучно. Каждый из них, кто хоть что-то подсказал, чем-то помог, подкинул мысль или просто сумел самостоятельно открыть для себя что-то новое, чувствовал себя первопроходцем, настоящим исследователем, подсознательно ставил себя в ряд умудренных и признанных гениев, постигших то же самое, просто немного раньше него. Малахов старался руководствоваться принципом, провозглашенным самым уважаемым им человеком, Альбертом Эйнштейном: «Я ничему не учу своих учеников, я лишь создаю условия, в которых они сами научатся». И все же он учил! Он учил не признавать авторитетов, он учил думать, он учил находить решения. Он готовил будущих ученых!