Сергей Розвал: Невинные дела. Роман-памфлет

- Довольно, Чарли! - багровея, крикнул Уайтхэч. - Вы уже сказали больше, чем нужно. Недоставало только, чтобы вы подписали воззвание о запрещении атомной бомбы. Самое подходящее для работника секретной государственной военной лаборатории…

- Вы сами вызвали меня на этот разговор, - сухо ответил Грехэм.

- Я не подозревал, что мой ученик не больше, чем мечтатель чьюзовского типа.

- Чьюз? - переспросил Грехэм. - Много чести для меня!.. Он не только ученый, но и герой. А какой я герой!

Это было слишком! Уайтхэч резко встал из кресла и вышел из кабинета. Он уже жалел, что затеял разговор.

И вдруг он понял, что этот разговор нужен был и ему. Разве, разбивая колебания и сомнения Чарли, не хотел он рассеять этим и свои сомнения? Правда, они были совсем не те, что у Грехэма. Этические соображения о роли науки - должна ли она созидать или разрушать? - были глубоко безразличны и неинтересны Уайтхэчу. Не в них дело! Но где тот стимул, который помогает ученому преодолевать все препятствия? У Чьюза он был ясен, Уайтхэчу - не годился. У Грехэма возникают сомнения, стимул исчезает. Уайтхэч понимал, что теперь надежда на Грехэма слаба: он будет плохим помощником. А есть ли этот стимул у него, у Уайтхэча? Чистая наука? Но он должен был честно признаться себе, что не так уж он хочет постичь природу этих искомых лучей, как стать самому их открывателем, чтобы почувствовать себя великим ученым… ничуть не меньшим, чем, например, Чьюз. А вдруг для этого и нужно как раз то, что для Уайтхэча исключено: наивная вера Чьюза?

Нет, он, Уайтхэч, слишком стар, чтобы быть наивным. Стар… Может быть, в этом все дело? В последнее время он все чаще ощущает свою дряхлость, все чаще спрашивает себя: успею ли? А когда человек начинает замечать свою старость - кончено! Он попадает на свои собственные похороны…

Профессор Уайтхэч был крайне раздражен разговором с президентом Бурманом. Встреча оказалась еще неприятнее, чем он ожидал. Особенно неприятно было участие в ней нового военного министра Реминдола, с которым Уайтхэчу пришлось встретиться впервые. Реминдол был груб, неприлично груб. Он посмел разговаривать с Уайтхэчем так, как будто бы перед ним был не крупный ученый, директор государственного института, а какой-нибудь лейтенант или капрал. Удивительно еще, как он не потребовал, чтобы ученый стоял перед ним навытяжку. И туда же: берется рассуждать об атомной и лучистой энергии, как будто бы что-то понимает, а у самого познания в науке вряд ли пошли дальше сложных процентов - это генерал-банкир, конечно, изучил на практике.

- Надеюсь, профессор, вы можете порадовать нас результатами своей работы, - так начал президент после взаимных приветствий и представлений.

- Лично я удовлетворен результатами, - ответил Уайтхэч. - Убежден, что и любой ученый на моем месте был бы удовлетворен…

- Вы хотите сказать, что мы не ученые, а потому вы не совсем уверены, что будете нами поняты? - любезно улыбнулся Бурман.

И тут в разговор ворвался Реминдол.

- Любой ученый на вашем месте? - иронически переспросил он. - Чьюз, например? Он, кажется, вашими результатами не удовлетворился.

Удар пришелся по больному месту.

- Что ж, посадите на мое место Чьюза, - резко ответил Уайтхэч. - Вам это просто. Командовать легче, чем заниматься наукой.

- Господа, господа, оставим пререкания! - президент поспешил вступить в свои права председателя. - Ни к чему это не приведет. Все-таки, профессор, я хотел бы знать, что мешало вам довести работу до конца.

- Ничто. Нужно время. Боюсь, господин министр не совсем ясно представляет себе дело, когда говорит о Чьюзе. Мы все знаем, что там произошло: когда злоумышленник пытался принудить Чьюза отдать свое изобретение, Чьюз, защищаясь, сразил его своими лучами. Но лабораторная обстановка - это далеко не то, что полевая обстановка войны…

- Можно подумать, что мы не имеем представления о войне… - усмехнулся Реминдол.

«А откуда тебе знать? Разве ты на войне был?» - подумал Уайтхэч, со скрытой ненавистью глядя на генерала-банкира, так оскорбившего его. Он сдержал себя и внешне спокойно продолжал:

- Я это говорю к тому, чтобы вы поняли, что даже изобретение Чьюза потребовало бы много времени, прежде чем удалось бы применить его на войне.